Самый далёкий тыл. Глава 10

авторский перевод с английского
Эпиграф, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, Эпилог

 

На чтение потребуется 12 минут | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за март 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Глава 10. Серёжка. Владивосток. Май 1943 года.

 

 

Сегодня большой праздник – Первое мая. В наших учебниках этот праздник называют Днём солидарности мирового пролетариата. Мишка, который знает всё на свете, говорит, что Первое мая было придумано американскими рабочими сорок лет тому назад. Я не знаю, кому верить, Мишке или нашим учителям. Нас в школе учат, что жестокие и бессердечные капиталисты считают рабочих хуже дерьма; так как же могли они позволить своим рабам праздновать какую-то солидарность?

Ну, в общем, мы собрались в нашем школьном дворе, одетые как на парад, готовые маршировать по улицам Ленина и Октябрьской Революции аж до нашего порта. Там мы будем стоять в огромной толпе, размахивая флагами, крича всякие лозунги и глядя на взрослых, пьющих втихаря водку, и слушая муторные речи, которые произносятся большими начальниками с самодельной трибуны. Солидарность рабочего класса, наверное, нужна, но почему она должна быть такой муторно-скучной?

То, что я делаю на таких демонстрациях, – это, как любит говорить Мишка, просто и логично. Я жду приблизительно пятнадцать минут, а потом исчезаю. Конечно, нам не разрешается уходить из толпы до конца демонстрации, и меня уже дважды наказывали за это.

 

Но сегодня я не уйду. Потому что сегодня особый праздник. Почему? А потому, что сегодня к нам должен прибыть «Феликс Дзержинский», огромный холодильник с товарами из Америки. Так что теперь работяги-инвалиды сооружают деревянную трибуну, на которую залезут большие шишки, и тыловые дармоеды с самыми лужёными глотками будут орать лозунги и поздравления с трибуны, и пара моряков с «Дзержинского» выдадут пару патриотических речуг.

В общем, мы с Мишкой и Танькой промаршировали без приключений до самого порта. Уже был полдень, и наш «Дзержинский» был благополучно пришвартован недалеко от пирса, где мы с Мишкой обычно рыбачим.

Танька стояла рядом со мной, закрыв ладонью глаза от солнца и глядя на приближающийся катер, заполненный празднично одетыми моряками.

– Видишь папу? – спросил я.

– Нет, – говорит, – ещё не вижу.

Её батя, Василий Петрович Лагутин (или, как мы зовём его, дядя Вася) работает капитаном на «Дзержинском». Танька, тётя Рита (её мама) и дядя Вася – они живут на втором этаже, прямо над нашей квартирой. Тётя Рита – знаменитая артистка из нашего драмтеатра. Все в городе знают её – во всяком случае, все, кто интересуются Чеховым, и Шекспиром, и ещё другими писателями, имена которых только Мишка может запомнить. Наша мама приводит нас на все новые спектакли («для нашего интеллектуального развития!»), и мы всегда видим тётю Риту на сцене то в роли ужасной Леди Макбет, то в образе очень приятной мадам Раневской из чеховского «Вишнёвого сада». Тётя Рита, ясное дело, не такая красивая, как наша мама, но она довольно симпатичная. Одно я не могу понять – какого чёрта она взяла себе в любовники такую толстенную уродину, как этот преступник Воловик, которого мы с Танькой видели недавно в суде. Ребята в нашем дворе говорят, что тётя Рита ещё молодая женщина, а дядя Вася пропадает в море по три-четыре месяца подряд, а ей нужен секс. Мужчинам от двадцати до шестидесяти, говорят они, и женщинам от семнадцати до сорока пяти нужен секс как минимум дважды в неделю, а то и чаще. Я знаю это. Для взрослых это как хлеб и вода – они без этого не могут. И, кроме того, она – актриса, а актрисы, как всем известно, развратные, как говорит Мишка. Это во-первых; а во-вторых, Воловик приносил им масло, и булки, и сало, и сахар – так что жизнь у Таньки с её мамой была намного легче, чем у всех. В общем, жизнь – это жуткий бардак, по Мишкиным словам.

 

...– Таня-а-а! – раздался крик невдалеке.

Мы оглянулись. Тётя Рита проталкивалась к нам сквозь толпу.

– Танечка, доченька, пошли встречать нашего папу!

– Здравствуйте, тётя Рита, – сказал вежливый и хорошо воспитанный Мишка (джентльмен, как он любит говорить).

Она широко улыбнулась, взяла Мишкину голову в руки и поцеловала его в щёку. Потом взлохматила его и мои волосы, взяла Таньку за руку и исчезла в толпе.

Как я вам уже сказал, она вполне симпатичная женщина, если забыть, что она изменяет дяде Васе, очень и очень хорошему человеку. Он, в конце концов, проводит в дальнем плавании несколько месяцев и как-то обходится без бабы; так почему же она не может прожить без мужика?

 

 

*   *   *

 

А потом мы два часа подряд слушали, наверное, двадцать речуг, которые толкали с трибуны большие начальники (я вот думаю: почему они все такие толстые и жирные, когда все мы живём на хлебных карточках? Ясно, что они все воры!). Потом выступил адмирал, командующий Тихоокеанским флотом, ну, и ещё парочка гражданских пролепетали что-то, но никто их не слушал.

Но тут к микрофонам подошла классная баба лет тридцати, почти такая же красивая, как наша мать, и сказала:

– Я партийный секретарь на нашем славном корабле, названном в честь нашего любимого Феликса Эдмундовича Дзержинского. Позвольте мне представить вам капитана, проведшего нас через океанские штормы из гостеприимной Америки к берегам нашего замечательного Дальнего Востока! Капитан Василий Петрович Лагутин!

Танькин батя, улыбаясь и приветственно размахивая руками, приблизился к микрофонам. Минут десять он рассказывал нам, насколько он горд представлять здесь, на этом празднике, команду корабля, как он рад доставить нашей святой Родине щедрые подарки миролюбивого американского народа, как глубока любовь простых американцев к самой свободной и счастливой стране в мире – к Советскому Союзу, и так далее в том же духе... Начиная с детского сада и потом несколько лет в школе я и Мишка наслушались столько таких вот речуг, что мы заранее знаем, что там будет сказано и можем свободно произнести наизусть целые куски из них.

В конце своей речи дядя Вася повысил голос:

– А теперь я хочу представить вам, дорогие товарищи, пассажира нашего корабля, нашего дорогого гостя, известного корреспондента одной из крупнейших американских газет, мистера Алекса Грина!

– Как ты думаешь, он будет молотить по-русски или по-английски? – спросил Мишка.

– Чёрт его знает. По-английски, наверное.

Но к нашему удивлению, американец, высокий широкоплечий тип, ещё, видно, молодой, но уже наполовину седой, начал говорить по-русски – и к тому же безо всякого акцента. В середине своей речи он упомянул, что шесть месяцев тому назад он был в Сталинграде и видел «героическую, самоотверженную, сверхчеловеческую борьбу Красной армии против бешеных атак жестоких гитлеровских войск...».

Толпа разразилась криками «Да здравствует советско-американская дружба!», «Слава товарищу Сталину!», «Да здравствует президент Рузвельт!», и все хлопали в ладоши и размахивали красными флагами.

– Это, видно, мужик что надо, – сказал Мишка.

Ни я, ни Мишка не могли вообразить, что очень скоро этот американец войдёт в жизнь нашей семьи и изменит её самым неожиданным образом.

 

– Давай смоемся отсюда, – сказал я. – Нам надо быть на барахолке в два часа.

Чтобы добраться до нашей барахолки, мы должны были прошлёпать два километра по немощёной дороге, идущей вдоль железнодорожных путей.

Старые избы с полуразрушенными заборами стояли по обе стороны дороги. Пацаны играли в футбол самодельным тряпичным мячом. Тощие, покрытые грязью свиньи барахтались в мелких лужах.

Барахолка не работает в день всенародного праздника Первое мая; и, значит, все спекулянты, живущие за счёт барахолки, могут, если хотят, присоединиться к празднованию Дня солидарности пролетариата в нашем порту. Может быть, кто-то из них и присоединился, но я был уверен, что Борис Безногий сидит сейчас дома со своей постоянно беременной бабой и четырьмя замурзанными детьми в возрасте от двух до девяти.

Борис – инвалид. Он так жутко искалечен, что меня иногда пробирает дрожь глядеть на него. Когда он напьётся, а это бывает очень часто, он любит рассказывать кошмарные (и непатриотические, как говорит Мишка) истории о нашем отступлении в сорок первом году по лесам и болотам Белоруссии, где бомба взорвалась рядом с ним и оторвала обе его ноги. Все знают, что это опасно – рассказывать о наших поражениях, и Бориса уже вызывали дважды в НКВД и предупреждали, чтобы он держал язык за зубами, но ему это всё до лампочки. «У меня уже отрезаны обе ноги, – говорит он и хохочет. – Что НКВД может у меня ещё отрезать? Мой хер?».

До войны он был учителем физики в нашей школе, и его звали почтительно Борисом Александровичем. Но как ты можешь преподавать, если обрубки твоих ног прикреплены к квадратной фанерной платформе с четырьмя подшипниками внизу? Ясное дело, ты не можешь. И поэтому Борис Александрович превратился в Бориса Безногого и открыл подпольную мастерскую на барахолке. Он делает и чинит печки-буржуйки, керосинки, примусы и костыли для инвалидов. С ним расплачиваются обычно чем-нибудь из еды и заношенной одеждой для его беспризорной оравы ребятишек.

Подойдя ближе к его дому, мы услышали, что он поёт.

– Напился, – сказал Мишка.

Мы знаем, что в подпитом состоянии Борис поёт во всю глотку – в основном, патриотические и революционные песни – или лупит свою беременную жену и орущих на всю улицу ребятишек, или же болтает без конца об опасности японских атак. Все во Владивостоке знают, что в пятидесяти километрах от нас, по ту сторону границы, стоит японская Квантунская армия. Никто не верит, что наша 13-я Резервная армия, плохо вооружённая и полуголодная, сможет оказать япошкам сопротивление. Мы живём в этом страхе с самого начала войны с гитлеровцами, то есть, с июня сорок первого года.

Я постучал в дверь, и Борис перестал петь.

– Входи! – заорал он.

 

Я не хочу описывать убогое жилище безногого Бориса, где в одной комнате спят, едят, варят пищу и дерутся шесть членов этого семейства, а в другой хозяин дома устроил свою подпольную мастерскую, провонявшую тошнотворным запахом керосина, угля, металлической стружки и грязной одежды.

Я разгрузил мой рюкзак прямо на его слесарный верстак – две сотни пустых патронных гильз от американской винтовки М1 Гаранд. Это была моя плата за работу Бориса – за отремонтированный мамин примус. Тот из вас, кто не знает, что такое примус и с чем его едят, должен поверить мне, что во Владивостоке военного времени это была мечта каждой домохозяйки – иметь бешено ревущий примус взамен лениво горящей керосинки.

Я положил примус в свой рюкзак. Вежливый Мишка сказал: «Спасибо!». И мы отвалили. Мы тут же услышали, как Борис возобновил пение. Он пел: «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны! В строю стоят советские танкисты, своей любимой Родины сыны!..».

– Я одной вещи не понимаю, – сказал Мишка. – Как он умудряется делать детей, когда у него нет ног?

– Это трудно, – согласился я. – Но это не то, о чём я сейчас думаю. Я сейчас думаю о том, что мы скажем маме, когда она увидит этот примус и спросит, как я за него заплатил.

Мы перешли через рельсы и двинулись по дороге домой.

 

 

*   *   *

 

На нашей барахолке орудуют несколько шаек пацанов, зарабатывающих на перепродаже американских товаров. В каждой шайке работают пять-шесть ребят, и шайки известны по именам их атаманов, то есть, главарей. Моя шайка, например, называется банда Серёжки.

Я командую этой бандой, потому что я самый лучший в драках. Когда дело доходит до драки, я свободно бью любого пацана моего возраста и даже тех, кто старше меня на пару лет. Ты не сможешь существовать на наших хулиганских улицах, если ты не можешь постоять за себя.

Ребята, если подумать, различаются по многим аспектам (это ещё одно интеллигентное Мишкино слово): они могут быть умные или глупые, симпатичные или уродливые, щедрые или жмоты, болтуны или молчуны, и так далее. Но, по-моему, самое главное различие такое – они или смелые, или трусливые!

Пару лет тому назад Мишка читал книжку американского писателя по имени Джек Лондон. «Белый Клык» – вот как называлась эта книга. Там описывалась жизнь боевой собаки в засыпанной снегом ледяной Аляске. Ещё не дочитав книгу, Мишка сказал мне:

– Слушай, тут есть глава, которая будет очень интересна для такого хулигана, как ты...

Я взял книгу, начал читать, и вскоре не мог остановиться. Так я увлёкся!

Вот что меня поразило: я и Белый Клык (это было имя той собаки) дрались абсолютно одинаково! Никакой разницы! Только вдумайтесь, что пишет этот Джек Лондон:

 

«...Его отличала молниеносная быстрота. Она давала ему колоссальное преимущество перед его противниками. Каким бы ни был их опыт в драках, они никогда не встречали пса, который бы двигался в бою с такой скоростью...

...И ещё надо отметить поразительную мгновенность его атаки...

...Но главным преимуществом Белого Клыка был его опыт. Он знал больше о боях, чем любая собака, с которой ему доводилось драться. Он провёл больше боёв; знал, как отражать подвохи и трюки своих противников, и сам отлично владел этими трюками...».

 

В глазах всех пацанов на наших улицах и на барахолке я и был этим самым Белым Клыком. Никто не смел начать драку со мной. Никто никогда не тронул меня пальцем.

И поэтому я страшно удивился, когда кто-то позади меня внезапно схватился за мой рюкзак и дёрнул его. Я с трудом устоял на ногах. Рюкзак с бесценным примусом внутри оказался в руках неизвестного врага.

Я не знал, кто он, но мне это было безразлично.

Ещё прежде, чем я посмотрел в его лицо, я быстро глянул вниз. У этого парня были костлявые ноги, что делало мою задачу намного проще. И ещё было важно, что на его ногах не было сапог, а были какие-то тапочки; значит, его ножная кость не была защищена.

Я ударил по этой кости твёрдым носком моего ботинка. Ножная кость находится почти на поверхности, под тонкой кожей, и я знал, что боль от удара будет невыносимой. Этот сучонок заорал и согнулся вдвое, схватившись за раненную ногу. Теперь его голова оказалась на уровне моего колена.

Я был готов. Я схватил гада за его грязные волосы и врезал ему правым коленом в лицо. Изо всех сил! Дважды! А затем я отшвырнул его. Он упал на спину, держась за разбитый нос. Его лицо было покрыто потоками крови.

Теперь я узнал его. Это был Генка-Цыган. Он – новичок на нашей барахолке. Никто не знает, откуда он взялся. Говорят, его выпустили из лагеря для несовершеннолетних преступников. Похоже, что никто не предупредил его не связываться со мной.

Вот я его и предупредил. Теперь он будет знать.

Мишка поднял наш рюкзак, и мы пошли, не оглядываясь. Было слышно, как этот ублюдок кричал, захлёбываясь собственной кровью: «Берегись, падла! Я убью тебя! Я убью тебя, сука!».

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение марта 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.