Курганов Алексей. Рассказ «Сын Штирлица, или Боец невидимого фронта».

Когда Павлик первый раз спросил маму, кто его папа, то мама под большим секретом рассказала, что его папа – геройский секретный разведчик, а с ними не живёт, потому что работает в далёкой заграничной стране. Где уже несколько лет… Ровно столько, сколько сейчас лет Павлику. То есть, пять с половиной. Почти шесть… Каждый день, рискуя жизнью, разведывает тамошние государственные секреты особо секретной важности, сложности и опасности. Как Штирлиц? – спросил Павлик. Как Штирлиц, – согласилась мама и почему-то вздохнула. Такой же… боец невидимого фронта, – добавила она. – Только Доски почёта на него не хватает. За его беспримерный героический труд и ратный подвиг. – После чего опять вздохнула... потом посмотрела на Павлика и потрепала его по вихрастой макушке. Павлик предположил, что этот жест означал мамину радость, оттого что она – жена Штирлица...

Курганов Алексей. Рассказ «Коля и его внутренний голос».

...Мысли вернулись к покойному. Коля Зуеву не соврал: покойный был ему действительно хамси хамса. Пару раз сидели рядом на каких-то собраниях, и несколько раз пересекались в пивнушке. И всё. А вот теперь тащи его, говори слова (какие слова?), изображай скорбь… «Чего ты действительно разнылся», – услышал вдруг Коля голос. Причём услышал так громко и так отчётливо, что сначала подумал, что это говорит Нюра – но в таком случае, почему она говорит мужским голосом?

«Ну, – повторил голос (Коля понял: это был его собственный голос. Только внутренний. Идущий из самого нутра. От самого ливера). – Всё? Успокоился? Чего паниковать-то, чего напрягаться? Все смертны. Тебя тоже когда-нибудь вот так же вперёд пятками… Тоже кто-нибудь пото́щит и помянёт… Никуда не денешься. Надо!»..

Курганов Алексей. Рассказ «Средняя, или По нашей улице с оркестром…».

...Кстати, про Вовчикова дедушку. Это такой оригинал, что, как говорится, ни в сказке рассказать, ни на Гоголя послать. Оригинал из оригиналов. Оригинал в квадрате. Ас метафоры, гротеска и эпатажа. Это…

Вот, например, вы знаете, за что ему в тысяча девятьсот шестьдесят четвёртом годе два года дали? Не знаете. И ни за что не догадаетесь. За Насера. За какого Насера? За такого Насера. Который Гамаль Абдель. Египетский чего-то там. Деятель какой-то египетский. Может, даже царь. А вы говорите: какого Насера! Двоечники…

А дело было так. Зашёл этот хрен моржовый дедушка Федя (тогда ещё, понятно, не дедушка) после работы в «Василёк» (пивная у вокзала). Взял, как и всегда, сто пятьдесят, кружку пива, бутер с ливерной колбасой. Встал у окна, махнул сто пятьдесят, отхлебнул из кружки, откусил от бутера… После чего вздохнул и говорит, вроде бы никому конкретно, а вроде и всем здесь, в пивной, собравшимся: «И за что ж ему Никита Героя дал?». Если уж быть совершенно точным, то сказал он это гораздо образнее, с применением междометий, метафор и нецензурных выражений. Но сказал. Выразил, так сказать своё недоумённое персонифицированное мнение.

Народ услышал, тем более, что этот хрен Федя сказал фразу громко и чётко. Кому дал, спросил народ. И чего? Никита, повторил Федя и снова отхлебнул из кружки. Насеру. Героя Советского Союза. Я вот, например, всю войну прошёл, и мне никто не то что Героя – ни единой медали не дал. А этому дали. Гамалю Абделю. Вот такая йипеня вошь.

И всё, может, в этом международном вопросе благополучно бы и завершилось, но, как на грех, в это время в «Васильке» как раз один хлыщ присутствовал...

ЗАВИСТЬ. Элементарная зависть к авторитетному литературному изданию, коим является"Новая литература".. И ничего с этим не поделаешь.

Курганов Алексей. Сборник стихотворений «Голутвин-Сити».

Я купил в гастрономе свинины
 И дрожжей там купил полкило.
 Кто-то скажет с улыбкой: бывает.
 Кто-то скажет: тебе повезло.
 
 Да, везёт мне в последнее время!
 Чую я: раскрывается ширь!
 Мне неведомы страхи сомненья,
 И наполнен мочою пузырь!
 
 Но лечу я, руками махая
 И раскрыв в восхищении рот.
 А в кармане, в газетной обёртке,
 Поджидает сваво бутерброд.
 
 С колбасою и репчатым луком.
 Калориен! Прекрасен собой!
 Я лечу – и в прерывистом звуке
 Вопрошаю: зачем я? Накой?

Курганов Алексей. Рассказ «Лифт на эшафот, или Лечите нервы электричеством!».

Пятого июля Погремушкиным прислали счёт за коммунальные платежи. Колька Погремушкин, глава семьи, достал его из почтового ящика, тут же прочитал и легкомысленно заржал.

– Смотри! – сказал он, ехидно-кисло ухмыляясь, и сунул бумажку супруге своей, Клане. – Совсем уже ох… – и произнёс грубое матерное слово, которое у них в семье давно уже никого не оскорбляло, потому что при детях Колька старался не материться, а Кланя к такому мужниному фольклору уже давно привыкла. Хотя в первые годы их совместной супружеской жизни лупила его по губам мокрой тряпкой.

Супруга привычно вытерла руки о фартук, взяла в руки бумажку и, прочитав, подняла на Кольку не понимающие его веселья глаза.

– И чего?

– Ничего! Ты тоже, что ли, такая же, как эти?.. – и повёл головой куда-то себе за спину, словно эти загадочные «эти» находились именно там, за его спиной.

– Какие «эти»? – на всякий случай обиделась Кланя. – Умный больно стал! Щас как врежу поварёшкой по лбу, сразу узнаешь, как обзываться! «Эти»…

– Вот, смотри! – не обиделся Колька (на Кланю было совершенно бесполезно обижаться. Она всё равно никаких выводов из этих обид не делала.) и ткнул пальцем в одну из строк. – «Лифт – шестьдесят один рубль». Ну? Поняла наконец?

– Нет, – растерялась супруга, эта совершенно удивительная в своей дремучей наивности и прямо-таки детской непосредственности женщина. – Какой лифт? Откуда у нас лифт-то?

– Об чём и речь! – торжествующе хмыкнул Колька. – О чём тебе здесь и толкую! Совсем обнаглели! Теперь ещё за лифт требуют!

– Может, это не наша жировка? – засомневалась Кланя. – Может, по ошибке сунули?

– Да какая ошибка! Вот адрес!

– А откуда у нас лифт-то, если его отродясь не было?

– А на дураков рассчитывают, – подумав, выдвинул наиболее логичную версию Колька. – Вдруг кто-нить и заплотит. От ведь гадость! Совсем людей за идиотов держат! Ну, ничего! Я разберусь! Им там никому мало не покажется!

– Коль… – попыталась урезонить его супруга, но...

Собрание сочинений Валентина Пикуля.

Курганов Алексей. Миниатюра в диалоге «Конь в пальто».

– …и помните, товарищи: мы, музейные работники, должны стараться не для себя. Мы должны стараться даже не для посетителей. Мы должны стараться для Истории! Потому что – что? Правильно: потому что мы – её хранители, старатели, оберегатели и содержатели! Ура, товарищи! В общем, если кто во вторник не будет готов к краеведческой экспозиции «То берёзка, то рябинка…», того лишу надбавки за третий квартал. На сегодня всё. Все свободны. О! Сколько лет сколько зим! Сукин! Здорово! Опять тебя прислали? Хотя нормальных в вашей развесёлой богадельне никогда не водилось… Ну, и как дела наши скорбные?

– Во-первых, я не Сукин, а Зукин. Во-вторых, никто меня никуда не присылал. Я закреплённый ещё с зимы за вашим участком приказом директора. А в-третьих, дела нормально. Ступор не проворачивается, так что экспозиция будет качаться, а если ещё растяжки ослабить, то и трещать.

– Вот те хрен, Иваныч! Очень приятно! Вот как тебя, Сукин, встречаю – сразу сердце радуется и на душе тепло! Вчера же проворачивался!

– А сегодня – нет.

– А почему?

– А я откуда знаю? Может, в фигуру коня вода попала.

– Какая вода?

– Из трубы. Прямо над ним труба лопнула. Водопроводная. Залила коня.

– А Мамая?

– А чего Мамаю-то? Он – хан. Он – сверху. Он – на коне. Он не лошадь.

– А почему лопнула-то, Сукин? Вот почему она именно сейчас взяла и лопнула?

– А вы у неё спросите. Может, старая потому что. Проржавела. Её ставили-то когда?

– Когда?

– Я не знаю, когда. Но давно. Чуть ли не при этом самом Мамае...

Курганов Алексей. Миниатюра в диалоге «С часу до двух».

– Ну, что там?

– Не влазит.

– Как? Ты же вчера говорил!

– Говорил. Вчера влазило. Сегодня – хрен наны.

– А почему?

– Я откуда знаю? Может, разбухло.

– Чего ты мне здесь лапшу вешаешь? Как железо может разбухнуть?

– … а может, диаметр нарос.

– Да с какой стати?

– С обыкновенной. Потому что засовывать надо при минусовой температуре. Так в инструкции написано. А мы при какой засунули? При плюс пяти.

– Но сейчас-то не плюс!

– Сейчас не плюс. Сейчас – ноль. Ни туда, ни сюда.

– Инструкции, обструкции… Мне же Петряев башку оторвёт!

– Не оторвёт. А премии лишит. Погосян бы не лишил. А этот – запросто. Такой человек. Одно слово – сволочь.

– Короче! Чего делать-то? Думай, думай! Ты же специалист, не я! У тебя диплом-то!

– А при чём тут мой диплом? Нет, ты скажи: при чём тут мой диплом? Чего вы меня все дипломом попрекаете? Да, у меня есть диплом – ну и что? Он, между прочим, мастера машинного доения диплом! При чём тут в нашей конкретной ситуации доение?

– Ну, прости, прости… Не знал...

Забавные истории. И что я заменил: совершенно НЕ нравоучительные! Никакого морализаторства! И это - великолепно. Сочинитель литературных текстов (пишу так, потому что мне почему-то не нравится определение"писатель". Фёдор, не поймите превратно: это не только по отношению  к вам, а по отношению к ВООБЩЕ пишущим. И в первую очередь, к самому себе), так вот сочинитель , по моему глубокому убеждению, это всего лишь  - к счастью или к горести, не знаю -  ОТРАЗИТЕЛЬ (или как правильно? ОТРАЖАТЕЛЬ?) жизни, но никак не ВОСПИТАТЕЛЬ! Глупо воспитывать  человека ( в данном случае - читателя!) художественными литературными сочинениями, потому что они сами по себе являются хотите - моральными, хотите - даже философскими СОМНЕНИЯМИ. Какое уж тут воспитание!
Фёдор, поздравляю вас с очередной удачной литературной работой. Успехов!
Посткриптум. Чуть не забыл. зацепила фраза "зрачки  выцарапаю". Это "красивость": зрачок - отверстие на передней стенке глазного яблока, в котором удерживается хрусталик. Отверстие  именно ВЫЦАРАПАТЬ нельзя.

Любовь - огромная страна. Каких только чудаков ней не проживает!

Когда литератор начинает говорить о т.н. свободе творчества, то я  смеюсь. А что такое эта самая творческая свобода? Никто не знает. Тогда "ап чём речь"?

Смотрел я этот фильм. Так и не понял: а кому он, собственно, адресован?

Курганов Алексей. Рассказ «Арбуз молочной спелости».

...И вот, значит, написал Васька своё очередное гениальное (а как же без этого?) стихотворение и отнёс его Гарьке на работу. Гарька прочитал, поржал, сказал: «Ну, ты даёшь. Васятк! Под Пушкина косишь? – Почему под Пушкина? – А как же! «Так думал молодой повеса, летя в пыли на почтовы́х…». «Евгений Онегин», вторая часть первой главы! Балбес! – Кто? – Ну, не Пушкин же!». После чего повертел листок в руках и положил его на письменный стол. Сделал это, как выяснилось позднее, совершенно легкомысленно и без всякой задней мысли.

– Либерзону покажу, – пояснил он (Либерзон заведовал в газете отделом промышленности). – Пусть тоже поржёт.

– Может, по пивку? – робко пискнул Васька.

– Да какое пивко… – поморщился Гарька. – Еду в Семёновку. Там сегодня культурное мероприятие. Надо осветить строк на сто. Бывай, молодой повеса! – и протянул, прощаясь, руку.

Зря он, конечно, Васькино стихотворение оставил у себя на столе. Потому что там же, чуть ближе к краю, лежала стопка листов со стихотворениями других, более благопристойных авторов. Из этой стопки Гарька собирался готовить очередную поэтическую подборку, которую давал в газете каждый месяц под рубрикой «Наши скромные таланты». А Васькин опус он печатать совершенно не собирался. Потому что если и такие печатать, то запросто можно нарваться на крупные культурные неприятности со стороны сначала главного редактора, бывшего замполита Н-ской ракетно-стратегической части, а ныне – совершенно культурного человека, а потом получить разогретый беляш и от городской администрации, в первую очередь – от её отдела культуры. Этот культурный отдел был настолько культурен, что можно было совершенно не сомневаться: культура в городе цвела и пахла на невообразимой и недосягаемой для всякой культуры культурной высоте. Высоко летают! Далеко глядят! Никак не сядут!..

Курганов Алексей. Статья «Должен ли писатель быть грамотным? Разговор с культурологом».

Сегодняшняя тема не столь наивна и нелепа, как можно предположить при поверхностном на неё взгляде. Я не стану говорить, что письменная грамотность (ЭЛЕМЕНТАРНАЯ, на уровне написания «жи-ши») пребывает сегодня в ужасающем состоянии, причём не только среди молодёжи, но и среди людей, вроде бы, по статусу и профессии обязанных быть грамотными. А может, действительно, грамотность стала анахронизмом, условностью, НЕобязательностью? Может, современное общество, отличительной чертой которого стали практицизм и прагматичность, не нуждается в грамотной письменности (дескать, и так всё понятно)? Разговариваю об этом с моим давним другом, культурологом Сергеем Коноваловым.

 

– Сергей Владимирович, как вы считаете, бывает так, что неграмотный писатель пишет хорошие литературные тексты?

– Бывает, и нередко. Не надо путать грамотность с образованностью. Это всё-таки нетождественные понятия.

– То есть, если я в хорошем тексте напишу «победю» вместо «одержу победу», то читатель на меня пальцем показывать не будет?..