Литтлтон. Диалоги мёртвых

 

Перевод с английского и комментарии Владимира Соколова

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за октябрь 2023:

 

На чтение потребуется 50 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

О НАУЧНОМ И ЛИТЕРАТУРНОМ СТИЛЕ

 

ПЛИНИЙ СТАРШИЙ. Твой отчёт, племяш, о твоём поведении между возрастанием угрозы и опасностями, которые последовали за первым извержением вулкана, не весьма оставил меня довольным. В них больше тщеславия, чем подлинного духа науки. Ничто не велико, что аффектированно и ненатурально.

Когда земля у тебя под ногами ходит ходуном, когда всё небо потемнело от сернистых облаков, когда вся натура, кажется, доходит до светопреставления, читать Ливия и делать из него выписки кажется мне ненужной аффектацией. Встретить мужественно опасность это по-мужски, но быть к ней нечувствительным – это глупость. А притворяться, что тебе в такой момент все фиолетово, это уже нелепая дешёвка.

Когда же позднее ты отказался покинуть свою престарелую мать и спасаться в одиночку, тогда ты вёл себя действительно благородно. Римлянину подобает сохранять свой дух среди всех ужасов природы и показывать себя неустрашённым. Но реальное благородство твоего поведения в этот момент обнуляется другими эпизодами, когда ты гнал понты и словно купался в своём тщеславии.

 

ПЛИНИЙ МЛАДШИЙ. То, что вульгары найдут мою углублённость в мои литературные занятия в такой момент ненатуральными и притворными, я не удивлюсь. Но твои обвинения, дядя, как-то не укладываются в моей голове. Ведь ты сам никогда не отвлекался от муз, ты, который старался как можно ближе подойти к горящей реке и погиб от удушения извергаемыми из жерла огнедышащей горы газами.

 

ПЛИНИЙ СТАРШИЙ. Я умер, исполняя свой долг. Напряги свою память. Вспомни все детали моего поведения, и ты увидишь громадную разницу между тем, как вёл себя ты, и как вёл себя я. Я тогда командовал римским флотом, который находился на морской базе в Миценах. При первом же отчёте, который я получил о необычном облаке, которое появилось в атмосфере, я приказал капитану судна, на котором плыл тогда, подойти на такое расстояние, чтобы получше рассмотреть его и, если удастся, понять причину этого явления.

Это я делал как философ, и удовлетворять любопытство подобного рода было правильной и естественной линией поведения для пытливого человеческого ума. Я предлагал тебе отправиться со мной, и ты должен был бы принять моё предложение: ибо Ливия ты мог бы почитать и в любое другое время, видеть же подобное явление удаётся не часто.

Когда же я вышел из дома, я обнаружил, что все жители Мизенума торопятся к морю. Я мог и должен был помочь им и другим жителям побережья. Поэтому я немедленно отдал команду, чтобы весь флот снялся с якоря и начал барражировать вдоль Неаполитанской бухты, высматривая места, где опасность была наибольшей, и оттуда немедленно эвакуировать жителей и даже силой загонять их на корабли, чтобы подальше увезти от грозившей им опасности. Так мне удалось спасти не одну тысячу жизней. Я же при этом старался зафиксировать со всей трезвостью ума и самообладанием странные феномены, сопутствовавшие извержению.

Ближе к ночи мы подошли к подножию горы Везувий, причём наши галеры были покрыты слоем пепла, а он сыпал и сыпал все горячее и горячее. Потом пемза и обожжённые обломки пирита начали падать на наши головы, а мы сами были заблокированы неожиданно возникшими рифами вулканического происхождения. Они росли буквально на глазах, превращая в сушу эту часть залива.

Я скомандовал капитану двигаться к вилле моего друга Помпониана в самом дальнем конце бухты. Ветер был попутным для нас, но не давал отдалиться от берегов, как я хотел.

Таким образом мы вынуждены были провести всю ночь на вилле. Вся семья Попониуса бодрствовала, я же уснул и спал до тех пор, пока камни пемзы, которые как дождь поливали землю из туч, не образовали таких куч перед моей комнатой, что останься я там хоть ещё на немного, я бы уже не смог выйти. Не говоря уже о том, что землетрясение разбушевалось с такой силой, что дом вот-вот должен был рухнуть.

Поэтому было решено, что безопаснее находиться на открытом воздухе, прикрепив к головам подушки. Ветер уже дул нам навстречу, море волновалось, мы же шли по его берегу, пока камнепад сернистой пемзы и густые пары настолько не заполнили мои лёгкие, что я потерял сознание и, как оказалось впоследствии, умер.

Всё это время, надеюсь, я вёл себя так, как требовал от меня мой долг, и сохранял при этом полное присутствие духа. Но, что касается тебя, мой милый племянник, то ты тогда, как и в других жизненных ситуациях, проявил смесь мужества и дешёвенького пижонства, резко снижавшего качество твоего поведения.

А ведь ты мог бы быть одним из самых славных мужей, рождённых для гордости и славы Рима, ибо мало кто мог равняться с тобой в чистосердечии и благородстве чувств. Почему ты отодвинулся от солнца славы в поисках тени? Твой литературный стиль несёт на себе те же черты, что и твои манеры: он слишком аффектирован и высокопарен.

Ты не раз заявлял, что ты взял за образец Цицерона. Но когда читаешь его «Панегирик Цезарю» в его речи для Марцеллуса и сравниваешь с твоим панегириком Траяну, то первый, кажется, говорит языком правды и натуры, украшенной величием и изяществом подлинной элоквенции. Твой же стиль – сплошной ураган, не ниже чем камнепад от Везувия, пышной риторики, более предназначенной цвести, чем пахнуть. Ты так и выпираешь из каждой строчки своего панегирика, совершенно забывая о герое твоего опуса, которого ты как бы взялся прославить.

 

ПЛИНИЙ МЛАДШИЙ. Я не буду ставить под вопрос твои суждения ни о моей жизни, ни о писаниях. Пусть они и покажутся справедливыми на непредвзятое око, но я был слишком щепетилен и в своём поведении и в своих прославленных в потомстве письмах. И скорее всего, именно это и сделало мой стиль чересчур аффектированным на твой суровый староримский взгляд. Учти к тому же, что таковы тогда были веяния литературной моды.

Даже Тацитус, такой крепкий и ядрёный, не мог полностью избежать высокословия. Мой стиль был ещё более расплывчат, я гораздо чаще, чем автор «Германики», прибегал к словесным украшениям. Но его искусственная, чтобы не сказать навороченная, сжатость, сжатость ради сжатости, педалирование оборотов, позаимствованное у ораторов, отточенность сентенций, всё это отдаёт ненатуральностью. Хочу обратить внимание на один важный момент. Мы уже не могли превзойти совершенную прозу Цицерона, Ливия и Цезаря. И чтобы не выглядеть бледно при сравнении их стиля и нашего, мы выбрали иное направление. Мы более блескучи, композиция наших вещей более изощрённая. Что мне ещё к этому добавить?

Позволь мне поэтому вернуться к исходному пункту нашей беседы. Каким ужасом осталось на памяти римлян это грандиозное извержение.

Ты, конечно, помнишь красоту неаполитанского побережья и самого Везувия, лёгкой дымкой, как из трубы, всегда так украшавшего пейзаж. А потом этот адский огонь и пепел, и всё в одночасье было сметено с лика земли. Земля там до извержения была покрыта медяными лугами, на которых искусство агронома соревновалось с дарами природы. Прекрасные виллы прятались в небольших рощах, не затмевая дел природы. Лучшие виноградники во всей Италии. И как внезапна и ужасна была перемена. Поля стонали под пеплом, обломками скал, огненными потоками. Пейзаж, достойный фильмов ужаса. Так должна была бы выглядеть земля после ядерной катастрофы.

 

ЛЮДИ САМИ НА СЕБЯ НАКЛИКАЛИ ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ КАТАСТРОФЫ

 

ПЛИНИЙ СТАРШИЙ. Твоё описание верно. Но не приходило ли в твою философскую голову, что так и никак не иначе должна выглядеть земля, жители которой уклонились от пути естественного развития, поставили во главу угла погоню за богатствами и комфортом?

Когда насельники планеты утопают в роскоши, всё улыбается вокруг них, и сама природа, кажется, служит их прихотям, почему-то им не приходит в голову, что семена разрушения и смерти неизбежно зреют внутри. Пока гной разом не прорвётся наружу и не уничтожит всё вокруг себя. И всё их мнимое благополучие и детский лепет прогресса не обернутся разрушением, оставив позади себя смрад и гниение. И природа-мать, очистив с лона земли непотребное людское племя, не вернётся к своей естественной суровой гармонии.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в октябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: