Шутка

Федор Раухвергер, молодец, не прореагировал на мой выпад «Опять кто-то не прав». А я хочу повиниться перед ним и читателями.

Я тогда решил рискнуть и не читать ни о нем, ни других его рассказов.

Он же о них написал, сейчас прочел, в связи с публикацией нового: «в стиле постмодернистского абсурдизма». И, пожалуй, правильно.

А поскольку для меня постмодернизм это пофигизм преимущественно (не осталось, мол, стоящих идеалов), то не отнести эти рассказы к идеологическому искусству я не могу (отсутствие идеалов это тоже как бы идеал), но так как, по-моему, само искусство не может быть рождено без наличия идеала, то прозываю я такие порождения околоискусством.

Талант есть и не дает художнику молчать. А идеала нет. Вот и получается околоискусство.

Так поскольку я больше выступаю в «Новой литературе» на коньке «лжехудожественное», то сделаю шуточный обзор рассказов Раухвергера, руководствуясь тем критерием художественности, который когда-то, в молодости, первым попался мне на глаза, когда я приступил к самообразованию, чтоб научиться самому определять, по какому признаку, скажем, у Леонардо да Винчи – шедевры, а у кого-то – нет.

Самоучитель был такой – Ион Э. Введение в эстетику. М., 1964.

Ион писал (чушь, конечно), что в стихотворении есть те заветные слово-два, ради которых оно написано. В них и заключен художественный смысл целого.

И вот какие «ключевые слова» я нашел в рассказах Раухвергера, «подтверждающие» его самооценку и мое мнение о постмодернизме.

«Бессонница – рулеZ!» («поток сознания» человека, не вполне психически нормально себя чувствующего) – «мне всё равно».

«100» («поток сознания» во время бессонницы) – «и <…> [понимай, успокоившись] начал писать этот рассказ. Жалко только, что в такой час уже никому не скажешь «спокойной ночи»».

«SPAider» (повествование от имени всеведущего автора, находящегося в зоне сознания и речи героя, выдающего «поток сознания» во время бессонницы) – «на фиг».

«Без паники» (почти «поток сознания» во время балдежа в кофейне и, немного, вне ее) – «мне по фигу».

«Беседа двух галлюцинирующих литераторов» (балдеж этих двух в пустой комнате) – «Мир однообразен».

«Двойник» (повествование от имени всеведущего автора, находящегося в зоне сознания и речи героя, выдающего «поток сознания» в связи с путешествием в будущий, 2004-й год, из 1934-го) – «не произвели на него [путешественника] ожидаемого читателем [читателем рассказа (тут – выход за рамки повествования)] грандиозного впечатления».

«Диалог на выходе из магазина «Путь к себе»» (таки диалог) – «– Не знаю. – Я о том же».

«Западный ветер» (внутренний монолог наркомана о запахе свободы) – «кто в кабак, а кто косяк бряк [видно, от слова «окосеть»]».

«Зина из резины или душещипательная история любви» (как кукла для взрослых полюбила постоянного клиента) – «Он вздохнул и, сказав сам себе что-то по-грузински, пошёл дальше по своим делам [в миг успокоился]».

«Как замутить с девчонкой» (на фоне страданий от Чечни) – «ни фига».

«Китька» (монолог котенка художника-наркомана) – «скучно».

«Мать вашу ТАК!» (самоотчет об участии в Оранжевой революции) – «под знаком анального вау-фактора».

«Монолог с действием-2» (монолог безответно влюбленного ленивого студента) – «А стоит ли вообще хоть что-нибудь тех усилий, которые я ко всему всегда привык прилагать?!»

«Плоды просвещения-2» (повествование от имени всеведущего автора, находящегося в зоне сознания и речи героя, объекта клонирования) – «не совсем настоящий».

«Плоды просвещения-3» (хроника сумасшедшего дня одного журналиста) – «офигевать».

«Последствия болезни» (мысли в приемной у венеролога) – «пофигу».

«Притча о великом суфии Мухаммеде Биляди» (повествование о том, как оригинально смирял свою гордыню данный суфий) – «однако» (4 раза).

Однако хватит.

Разве что по «Проще счастья» еще раз пройтись.

В постмодернистском свете представший передо мной Раухвергер этим рассказом напомнил мне сцену из советского фильма «Журналист». Оказавшийся на Западе журналист заходит в почти пустое кафе и из пустого любопытства, опустив монету, запускает автомат, кино-бинокль. А там – стриптиз. А он же советико морале. Оглянулся – никто на него не обращает внимания. А стриптиз в автомате закончился перед самым интересным. За дальнейшее надо еще монету опустить. Оглянувшись еще раз и удостоверившись, что никому до него нет дела, он опустил. Так там во все убыстряющемся темпе прокрутилось все в обратном порядке. Нос тебе, советико морале! Опозорился перед самим собой герой. Обманул его автомат. Показал герою его моральную фальшь. На самом деле, – «сказал автомат», – все мы, когда естественные, – животные.

И рассказ Раухвергера тоже опозорил совка или ему подобного: заставил его хоть на секунду опуститься ниже животного. А если серьезно, то не в том-де дело, что ниже, а в том, что нет же, мол, абсолютного верха и абсолютного низа. Всё – относительно.

Столкнув навязывание со стороны героя чужим своего мироотношения (некое подвижничество даже) с мимолетностью его успеха, автор выразил свое безразличие и к герою, и к чужим герою. Всё – пофиг.

Молодец, Раухвергер. Творчески живет и там, где, казалось бы, невозможно жить.

 

27 декабря 2005 г.

---

От редакции:

С реакцией автора на критику Вы можете ознакомиться здесь.