Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Кира Муратова».

...Роман Оленев: Кира Георгиевна, вы сегодня, безусловно, авторитет для всех – критиков и зрителей. Другое дело, что не все разделяют вашу эстетику, обвиняют ваши фильмы в искусственности, неестественности. А что для вас значит такое понятие, как художественная правда в кино, вообще, художественная правда в искусстве?

Кира Муратова: Правды не существует вообще. Правдоподобие можно создать. Иллюзию правды. Я могу создать свою иллюзию правды. Во всяком случае, стараюсь. Кто-то другой – совершенно противоположную. И вы посмотрите – хорошо сделано. Если хорошо сделать – вы будете плакать и улыбаться и тут и там. Потом будете встряхиваться и жить своей правдой и своей жизнью всё равно. Через пять минут, через два часа, через неделю – вы вернётесь к своей конструкции, к своим критериям и будете продолжать свою жизнь. Что-то в вас там разовьётся, усложнится, вы станете, может быть, как-то думать: может быть и они по-своему имеют свою правду. Но это будут правды. Знаете, был такой фильм «Расёмон» Акиры Куросавы. Там именно вот это, то, что вы говорите – правда. Там самурай, жена самурая, разбойник и ещё кто-то рассказывают одну и ту же историю, один и тот же случай. И показывают – в его изложении, в её изложении и так далее, четыре изложения одного и того же факта – рассказы очевидцев, они всегда противоречат друг другу: «Как, ты не видел? – Нет, я совсем не видел. – Ты в это время в другую сторону смотрел, наверно? – Ну, да».

Роман Оленев: То есть, всё относительно, да?

Кира Муратова: Думаю, что да. Была такая книжка замечательная – речи старинных русских адвокатов знаменитых. Вы читали, наверное, да? Ну вот, видите, там один и тот же случай излагается. Прокурор там или обвинитель: ах, боже, вот же они, факты, вот они на столе лежат на тарелочке. Потом адвокат выступает, всё то же самое абсолютно иначе трактуется, ты думаешь: да, он тоже вообще-то знает правду. Вот такие вещи, кого кто убедит, кто более [убедителен]. Или вы смотрите фашистский фильм, хронику. Идут ряды таких красавцев, в ногу маршируют, и марш звучит так красиво, и ты чувствуешь какой-то подъём, думаешь: «Боже, это ж фашисты! Что это я, вроде, плачу? От восторга какого-то. Да, на меня действует ритм, я вовлекаюсь». Шаманство. Знаете, что такое шаманство? Вот он что-то говорит, говорит, потом вообще начинает кружиться, в бубен бить, себя хлопать, что-то такое делать ритмичное. И ты впадаешь в какой-то транс. А музыка современная? Более чем, даже, да? Которая тебя вгоняет в какое-то состояние блаженное: чего ты восторгаешься, как? Просто ритм, просто искусство. Правда – не правда? Ничего не знаешь. Чувствуешь и всё...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Царь».

Не ошибусь, если скажу, что фильм «Царь», который на сегодняшний день посмотрели уже, наверное, все, стал едва ли не главным кинособытием уходящего года. При этом не меньшим по значимости событием он оказался в общественно-политической жизни страны. Вначале был устроен закрытый показ в зале Государственной думы, а основная его премьера, как известно, состоялась в знаковый день, четвёртого ноября, в новый российский праздник – День народного единства и согласия, – праздник, призванный пробудить патриотические чувства населения.

Но картина Лунгина, как выяснилось, совсем не вписывается в привычное сегодняшнее понимание российского патриотического фильма. Согласитесь, что «Царь» явился полной противоположностью торжественно-вдохновенной картине Владимира Бортко «Тарас Бульба». Я уже не говорю про такие ленты, как «1612». В этом плане «Царь» скорее напоминает гениальный фильм Тарковского «Андрей Рублёв».

В целом Россия в нём так же показана дикой, немытой и жестокой. Совсем не чувствуется в фильме модных сегодня восторгов по поводу великого русского народа и царской власти. В общем, если это и патриотическое кино, то очень критически настроенное. Первый русский православный государь показан здесь как пастырь-тиран, а его народ – как послушное затравленное стадо...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Не думай про белых обезьян».

Так получается, что все значимые режиссёры нашего времени в своих фильмах, кто как умеет, высказываются по поводу неприятия современного положения дел в обществе. Все они в разной форме, с большей или меньшей художественной силой, но критикуют массовую культуру и современные ценности, главная из которых – личный успех, ну и, конечно, деньги. Но большая часть режиссёров всё же плывёт по течению, обслуживая общество потребления и развлекая зрителя.

Так вот, хотелось бы коснуться сегодня режиссёра Юрия Мамина, а вернее, его нового фильма «Не думай про белых обезьян». Уже исходя из такого специфического названия понятно, что основная его аудитория – это продвинутые зрители. Но – не только. Картина Юрия Мамина по-своему представляет собой уникальное киноявление. По форме это буффонадная комедия с элементами чуть ли не клоунады.

То есть во многом она рассчитана как раз, в том числе, и на массового зрителя, должна его развлечь. Но по содержанию это острая сатира на современное общество с его культом денег. Причём, сатира в стихах. Главной мишенью для режиссёра стал молодой и чрезвычайно прыткий бизнесмен, который начинает только свою карьеру и первые шаги – открытие модного ресторанчика на месте заброшенного и затопленного подвала...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Мультфильмы».

Когда рассматриваешь какое-либо явление киноискусства, всегда интересно проследить, с чего оно начиналось, каковы истоки его возникновения. И вот сегодня попытаемся пронаблюдать то, как формировалась отечественная мультипликация. То есть советская мультипликация, поскольку как отдельная ветвь киноискусства она окрепла ещё в советском государстве.

Первые советские анимационные фильмы появились в двадцатые годы, и тогда они совсем не ориентировались на детскую аудиторию. Мы, к сожалению, не располагаем образцами этих мультфильмов, но известно, что они представляли собой ожившие агитплакаты и политические карикатуры, направленные против всякого рода врагов молодого советского государства. Они, наверное, напоминали агитки Маяковского, но только в чёрно-белом варианте.

Кстати, мультипликационными агитками и политической рекламой сам Маяковский тогда и увлекался. Первые же анимационные фильмы именно для детской аудитории в СССР появились лишь с начала тридцатых годов. И так получилось, что тут же о мультфильмах для взрослых забыли на долгие годы. Возникла мощная сталинская мультипликация – но исключительно для детей. Конечно же, базовые приёмы агитпропаганды в ней были сохранены, но сюжеты уже стали забавными и детскими. Например, война с грызунами. Так формировался образ врага в сознании уже с малолетства...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Морфий».

Фильм «Морфий», ставший объектом нашего сегодняшнего пристального внимания, не назовёшь новинкой: уже ровно год, как он вышел в прокат, однако он по-прежнему остаётся самой новой работой Алексея Балабанова, режиссёра, от которого зритель после фильма «Груз 200» ожидает только провокаций. Ну и Балабанов оправдал эти ожидания. Определённая провокационность была заложена уже в том, что режиссёр-радикалист решил экранизировать булгаковский текст. А попытки перевода булгаковской прозы на киноязык всегда связаны с повышенным вниманием со стороны интеллигенции.

Балабанов же и выбрал как раз те ранние произведения писателя, которые могут шокировать зрителей физиологическими подробностями. Речь-то ведь идёт о цикле рассказов «Записки юного врача» и, собственно, рассказе «Морфий». Ужасы физиологии были заложены уже в самом тексте писателя, ну а Балабанов со своей страстью к натурализму ещё дословно следует за текстом, когда идёт описание операций. Одним словом, даже если вы фильм не видели, можете догадаться, что он не для тех, кто страдает нервными расстройствами и сердечными заболеваниями.

Собственно, в таком статусе его и показывали на европейском фестивале и, как выразился один из тамошних критиков, «Морфий» – это образцовый фильм жестокости. На премьерном показе фильма один из зрителей, мужчина средних лет, потерял сознание – не выдержал сцену ампутации ноги. Сама эта сцена есть и у Булгакова, но Балабанов не просто визуализировал страшные описания, но ещё и подолгу держит их в кадре на крупном плане. В общем, наверно, лучше не будем показывать сцену ампутации, от которой потерял сознание зритель, во всяком случае, не будем ей начинать передачу, а посмотрим фрагмент, в котором падает в обморок фельдшер. И здесь можно понять, что работает режиссёр со зрителем очень жёстко. Скажем так, без анестезии...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Абсурд в советском кино».

Подходить к сегодняшней теме, теме абсурда в позднесоветском кино, с одной стороны, очень удобно и логично – после того, как мы в прошлый раз целую передачу посвятили фильму «Палата №6» с его выходом за пределы здравого смысла. Ну, а с другой же стороны – крайне сложно. Ведь говорить об абсурдистских тенденциях в советском кинематографе нужно, пользуясь вроде как языком логики, а в абсурде, как известно, логики-то и нет. Абсурд – это и есть отсутствие рационального мышления и какого-либо логического восприятия жизни. Можно сказать, что абсурдное сознание приближается к сознанию шизоидному. В общем, тема прелюбопытнейшая.

Так вот, во второй половине восьмидесятых годов появился целый ряд очень ярких фильмов с участием талантливейших актёров, где абсурд – один из основных принципов художественного мышления. Такого дикого и, как правило, комического смешения смыслов, накопившихся в культуре, советское кино ещё точно не знало.

Удачным примером тут является фильм Сергея Соловьёва с непростым названием: «Чёрная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви». Вот с него, пожалуй, и начнём разговор об абсурде в советском кино на излёте советской эпохи...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Палата №6».

И вновь нам предоставляется возможность коснуться современного российского кино. Буквально недавно вышел в прокат новый фильм Карена Шахназарова «Палата №6». В принципе, Карен Георгиевич режиссёр настолько значительный – без преувеличения можно сказать: мэтр и советского, и уже российского кино, – что заслуживает отдельной передачи или даже целой серии передач. Но сегодня сфокусируем внимание на его тринадцатой картине по знаменитой повести Чехова.

То, что в творческой биографии режиссёра фильм оказался по счёту тринадцатым, обернулось удачей. «Палата №6» уже выдвинута в качестве претендента на «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм года». И кто знает, может быть, он повторит судьбу легендарной оскароносной картины Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Да и тема сумасшествия, как помним, тоже основная.

Хотя Шахназаров на такие перспективы и не замахивался. «Палата №6» выполнена абсолютно не в голливудской эстетике, в ней вообще нет никакого экшена, одни только диалоги да монологи героев. По форме это очень экспериментальная экранизация классики с просто ничтожным по нынешним меркам бюджетом в пятьсот тысяч долларов, и снята картина в рекордно короткие сроки – всего за двадцать восемь дней. Но при всей скромности затрат фильм получился необыкновенно сильным и с успехом идёт в кинотеатрах.

Вообще, Чехов – он же всегда остаётся актуальным, а тут ещё режиссёр перенёс действие в наше время, а как основной художественный приём выбрал репортажную съёмку. Фильм и начинается так, как будто мы смотрим не художественное кино, а репортаж из провинциальной российской психушки...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Елизавета Боярская».

...Роман Оленев: Я знаю, насколько для вас важна роль в фильме «Адмирал», роль Анны Тимирёвой. А как вы для себе объясняете, почему широкая зрительская аудитория полюбила картину, а вот кинокритики в целом не слишком её оценили?

Елизавета Боярская: Да вы знаете, я, честно говоря, никогда не смогу этого объяснить, но… Не знаю, я вообще к критике сейчас стала относиться достаточно спокойно, потому что про меня ещё ни разу в жизни ничего хорошего не сказали, я уже не жду...

Роман Оленев: Не может быть…

Елизавета Боярская: Единственное, что театральные критики более лояльны, потому что всё-таки я работаю в театре, в Малом драматическом. Это театр Европы, там серьёзная работа, серьёзное положение этот театр занимает в мировом масштабе. Это и спектакли, которые получают «Золотые маски», и так далее, и так далее… Я причастна к этому театру, я училась у этого мастера, я понимаю, о чём идёт речь. Раньше я очень болезненно реагировала на такую критику, а сейчас перестала. Потому что, как сказала одна журналистка – я не считаю, что она права, но мне было приятно – она говорит: «Ну а почему нет, за что вас любить, за то, что у вас фамилия, за то, что вы симпатичны, за то, что вы играете в Малом драматическом театре, за то, что у вас утверждают на эти роли, за то, что у вас благополучная семья, за что вас любить?». Я говорю: «Ну, в общем, наверное, да». Но при этом, если перечислить всё это, я могу сказать, что если у меня действительно что-то из этого есть, то мне этого тоже мало. Потому что я не собираюсь останавливаться на тех уровнях, которые сейчас у меня достигнуты, скажем так. Потому что мне кажется, что это такая профессия, в которой невозможно достичь потолка. Если ты когда-нибудь себе скажешь, особенно в двадцать три года, что «мне кажется, я очень крутая и вообще всё у меня хорошо», то это неправда, здесь не может быть пределов. Всё время бесконечное самопознание, самокопание и так далее, и так далее. Я не знаю – вот конкретно в случае с «Адмиралом» – я не знаю, почему. Но, честно говоря, для меня важнее мнение зрителей в принципе, потому что они какие-то более простые, очень доступные и честные. И для меня это намного важнее. Вот сейчас прошёл по «Первому» каналу сериал «Я вернусь», и одна бабушка – очень приятная была – подошла и сказала: «Я это фильм посмотрела от начала и до конца и, вы знаете, всё время плакала, потому что вспоминала и думала, что так оно всё и было». Два слова, а вот ради этого стоит работать, ради этого стоит год не вылезать со съёмочной площадки, выходить на сцену и очень многое терпеть...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Кислород».

Пока что чуть ли не самым резонансным российским кинособытием этого года, вновь резко поделившим зрительскую аудиторию на две части, стал фильм-скандал, фильм-провокация режиссёра Ивана Вырыпаева «Кислород». Везде, где его показывали, часть зрителей кинотеатров на первой половине фильма, а то уже и на первых минутах, вставали и, ругаясь, выходили из зала. Но другая же часть с любопытством наблюдала на экране неожиданную смесь эстетства, философии и того, что сегодня принято «жесть» и «трэш».

Сюжет фильма стартует очень просто – просто до безобразия и цинизма: провинциальный российский паренёк из Серпухова влюбляется в столичную красотку и, чтобы освободиться от жены, убивает её лопатой. Но «Кислород» – это совсем не криминально-любовная драма, как может показаться с моих слов, а, скорее, постмодернистское кино, в котором намешано всё: убийство, любовь, цинизм, социальная критика, юмор, символизм и философия.

Соответственно, такой смысловой коктейль отразился и на форме фильма. В «Кислороде» применяются самые разные стилистические и визуальные эксперименты, в том числе и мультипликационные вставки. Порой вообще кажется, что режиссёр с удовольствием проверяет сами границы кино. Хотя в целом тяготеет к видеоклиповой эстетике. Перед нами как бы и не кино в привычном понимании, а музыкально-клиповая визуализация постмодернистского текста – циничного текста – о жизни двух молодых людей и о той жизни, что их окружает...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Патриотизм в кино».

...Долго останавливаться на фильме Михалкова мы не будем, он уже давно всем известен. Но и обойти его, касаясь темы развития патриотического кино новой России, никак нельзя. Именно «Сибирский цирюльник» стал первым масштабным и подчёркнуто патриотическим фильмом после долгого игнорирования кинематографом этой темы. Помните, когда грянула перестройка, в моде было повальное саморазоблачение и критика собственной истории. Тогда на какой-то момент многим даже показалось, что любое патриотическое кино – это позорный пережиток тоталитарного прошлого. Но, правда, нельзя сказать, что патриотизм в те годы совсем уж исчез. Из кино – практически да, но – не из жизни. И приобрёл он другие формы. Он стал протестным и обличительным.

И нового в этом, в принципе, ничего не было. Ещё такие литературные мэтры и мыслители девятнадцатого века, как Чаадаев, Салтыков-Щедрин, Гоголь умудрялись любить Родину по-особому, что называется, обнажая её общественные язвы. И такой вот колючий, обличительный патриотизм находится в прямом контрасте с тем патриотизмом, которому свойственно сглаживание неприглядных сторон жизни страны, в общем, своего рода открыточность. И Михалков первый засвидетельствовал в обществе возникшую вновь тягу к торжественно-патриотическому кинематографу.

Ну, а кроме того, Михалков стал заново развивать в кино имперскую эстетику и, надо отдать ему должное, даже не то что вернул, а, пожалуй, впервые наполнил кино таким триединым патриотическим тезисом, как православие, самодержавие и народность...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Гоша Куценко».

Не успел нас порадовать Виктор Сухоруков, и вот у нас в гостях ещё один – один из самых востребованных российских актёров – Гоша Куценко. И как-то так совпало, что очень даже удобно перейти от одного актёра к другому. Гоша Куценко ведь тоже оказался востребованным в кино далеко не сразу, а только в самом конце девяностых, когда очень понадобились такие фактурные герои с криминальным налётом и ослепительно лысом черепом. В общем, настоящий антигерой конца девяностых – начала двухтысячных. И как Сухоруков для многих зрителей всё-таки так и остался лысым полубандитом-полумилиционером из фильма «Брат», так и Гоша Куценко всё-таки большинством осознаётся как лысый и не вполне однозначный милиционер из «Антикиллера». Только если фильма «Брат 3», кажется, не предвидится, то вот «Антикиллер 3», как утверждает сам Гоша, не за горами. В общем, ему слово...

[Роман Оленев]

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Виктор Сухоруков».

...Роман Оленев. Виктор Иванович, если допустить такую возможность: играть либо только в кино, либо только в театре, но – абсолютно все роли, которые вам интересны. Что бы вы выбрали?
 
Виктор Сухоруков. Кино. Почему – история долгая, но сумею ответить конспектно. Когда-то… – я очень театральный человек – я жил театром. Которого в детстве-то никогда и не было, по сути дела. Знал кино, любил кино, но в данном случае я считал, что театр – это дом, а кино – это дача. Дача может быть, а может и не быть. Можно обойтись. Дом должен быть всегда. Но почему я сегодня говорю, что кино для меня важнее, любимее, дороже, ценнее – во всех отношениях, в прямом и переносном смысле? Потому что кино меня долго держало в чёрном теле и не заманивало в свои сети очень долго. До тридцати девяти лет я был не нужен вообще! Хотя везде стоял на учёте, везде в картотеках состоял, всё... Но сегодня – поздравляю, дорогие одесситы! – перед вами именинник. Две тысячи девятый год, в этом году у меня двадцатилетие, как я существую в кинематографе, и у меня в багаже пятьдесят семь картин, и из них – я даже пока не считал точно, но не навру, лучше я сбавлю – более тринадцати главных ролей. Это у меня, с моими-то мышиными глазками, редкими зубами, лопоухого, конопатого, маленького роста человека – у меня столько главных ролей, и каких! Так вот, теперь для меня дороже то, что меня любит. Кино меня полюбило – может, лицемерно, может быть, корыстно, но оно меня полюбило – и поэтому я говорю: кино, я тебе отдаюсь, я твоё дитя, я твой любовник, я твоя жертва...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Брат».

В прошлый раз мы с вами убедились, что такой замечательный киногерой, как Чапаев, оказался мифологизированным, по сути – сказочно-фольклорным персонажем. Давайте же продолжим тему мифологизации, но уже на гораздо более свежем примере. Это фильмы «Брат» и «Брат 2», ставшие для зрителей конца девяностых – начала двухтысячных чуть ли не тем же, чем стал для наших предков явился фильм «Чапаев». Вы, может быть, скажете: ну а причём здесь-то мифологичность и фольклорность? Как раз очень даже притом.

История, как известно, повторяется, и киноискусство просто не может долго обходиться без создания мифов. В девяностые годы, после длительного перерыва, появился глубоко народный, почти сказочный, а значит, и в чём-то мифологичный герой Данила Багров. Уже само имя его из русских былин о богатырях и, как в случае с Чапаевым, народ, то есть, нас с вами, сразу подкупила его простота, народность, уходящая корнями в фольклорные истоки. В нём вновь угадывался и Илья Муромец, и Иванушка-дурачок. Да и сами сюжеты балабановских фильмов о братьях имеют явно сказочную основу.

Начнём с «Брата 2». Бывалый солдат, умеющий кашу из топора сварить и базуку из водопроводной трубы сделать, едет за тридевять земель в чужую заморскую страну, чтобы наказать злого американца-Кощея. Заодно Данила вызволяет из плена русскую де́вицу Дашу, превратившуюся на злой чужбине в совсем уж непотребную деви́цу. Одним словом, Кощей – он пьёт соки со всех русских. А Данила, к всеобщей нашей радости, Кощея отыскал, до правды дошёл и справедливость восстановил...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Чапаев».

Если задаться целью выделить из всего советского кинематографа фильм, который оказал самое сильное воздействие на советский народ, можно смело называть фильм «Чапаев», которому в этом году исполняется семьдесят пять лет. То, как его взахлёб смотрели на протяжении десятилетий советские люди, от колхозника до академика, не снится ни оному сегодняшнему блокбастеру или какому-нибудь культовому фильму.

Тогда такого понятия, как «культовое» кино, конечно, ещё не было, но «Чапаеву» зато подходило определение «фильм всех времён и народов». Одним словом, не торопитесь морщиться, «кому, мол, сегодня нужен это нафталин». Во-первых, он и сейчас смотрится легко и живо. Да и, как-никак, картина-то вошла в сотню лучших фильмов мирового кино. Ещё в тридцать пятом году, открыв первый Московский кинофестиваль, «Чапаев» наделал много шума. Он получил ряд наград на фестивалях в Венеции, в Париже, а национальный совет кинокритиков в США признал «Чапаева» лучшим фильмом на иностранном языке. Успех в Америке, допустим, понять ещё как-то можно, но ведь картину принимали на «ура» в таких странах как Финляндия, Испания, Турция, Китай, Алжир. Ну а то, что творилось тогда в Советском Союзе, нам и представить трудно.

Это была не просто популярность, это был массовый психоз. Люди толпами шли с транспарантами «Мы идём смотреть «Чапаева». В некоторых кинотеатрах страны фильм шёл ежедневно годами. Доходило почти до клинических случаев. Один мальчик отсмотрел пятнадцать сеансов подряд в ожидании, что Чапаев всё-таки всплывёт. А как вам такой феномен? По опросам американских социологов «Чапаев» оставался самой любимой картиной послевоенных эмигрантов из Советского Союза, настроенных в целом крайне антисоветски. Ну и, наконец, свидетельством всенародной любви к фильму стала небывалая волна анекдотов. По сути, именно с «Чапаева» их и стали придумывать о киногероях. Диалоги в фильме и вправду строятся как будто специально для рождения анекдотов. Помните знаменитое «Могу, Петька, могу»...

Оленев Роман. Стенограмма программы "Стоп-кадр" «Наркотики в кинематографе».

Кино с его свойствами погружать зрителя в выдуманный, не существующий на самом деле мир и делать зрителей зависимыми от просмотра всё новых и новых фильмов в чём-то можно сравнить с наркотиком. Ведь не случайно и придумали даже такое слово – киноман. Звучит ну почти как наркоман. В общем, это я так пытаюсь подвести к тому, чтобы затронуть сегодня тему наркотиков в кинематографе. Тему очень обширную, сложную и ставшую заглавной для множества фильмов.

Причём интересно так получилось – почти все культовые ленты на данную тему сняты были в девяностые годы. Даже те, которые рассказывают о бурных шестидесятых с их резким наркобумом, когда, собственно, и зародилась так называемая наркокультура в Соединённых Штатах Америки. И, в принципе, понятно, почему в девяностые годы вышло такое количество фильмов на эту тему. Прошлое десятилетие своим всплеском наркотизации напомнило те самые шестидесятые, когда только всё начиналось. Но коренное отличие шестидесятых от девяностых, во-первых, в том, что наркотики тогда ещё были разрешены, а главное, казалось, что они не то что «не вредные», а могут «изменить мир к лучшему», «победить зло». Американское общество на тот момент охватила настоящая эйфория...