Архив публикаций за июнь 2019

От автора

Данное произведение можно назвать трактатом о прошлом и будущем. Это своего рода философская фантазия на темы генезиса мироздания, его развития и эсхатологии; эволюции жизни как особого аспекта общемировой истории, и включённых в неё места и роли человека как вида и человека как отдельной личности. По ходу изложения автор опирается на современную естественнонаучную картину мира, но в основе исходит из представлений, близких креационизму. А поэтому порой прибегает к образному языку, который кажется ему самым подходящим средством – отсюда и «поэма».

По сути, в «Цикле» высказаны те же основные идеи, что и в ранее написанном произведении автора – эссе «Созерцатель». Но здесь это делается несколько под другим углом зрения, в ином контексте и с иначе расставленными смысловыми акцентами.

...Внезапно взгляд его упал на серо-голубой шарф, висевший на вешалке. Только сейчас он заметил его. Шарф принадлежал Нине – забыла, она его, что ли? Или специально оставила?

Шарф этот никогда ему не нравился. Напоминал переплетение верёвок, на которых разве что вешаться. К тому же Нина завязывала его такими замысловатыми узлами…

Внезапная мысль осенила его. Вот же он, выход. Вот оно, окончание всех его бед и страданий, о чём он давно грезил.

Он вскочил, подбежал к вешалке, схватил шарф и проверил его на прочность, сильно рванув руками в обе стороны. Шарф оказался крепким, будто и впрямь скрученным из верёвок. Теперь только содрать люстру с крюка, приладить шарф, приволочь с кухни табуретку и…

У меня есть такой грех: я, отрываясь от искусствоведения, включаю телевизор и смотрю новости, а иногда и что-то похуже. А в центральном российском телевидении полно пошлости и оболванивания масс. Одно из таких свежих – муссирование выставок коллекционеров Морозова и Щукина. И никто-никто при этом никогда не опускается (или не воспаряет?) к вопросам, ЧТО хотел выразить такой-то деталью такой-то картины такой-то художник. (За что – по-хорошему – можно было б ожидать, Морозов или Щукин картину приобрели. Имея каким-то чудом образование, достаточное, чтоб указанное ЧТО постигать. Чудо при этом, я понимаю, в том, что у богатых-то людей много времени занимают дела, богатство обеспечивающие. Когда ж они научились некоему искусствоведению?)...

Соавтор: Лачин

Речь пойдёт об одном печальном недоразумении – с ним часто приходится сталкиваться при обсуждении фильма Мела Гибсона «Апокалипто» (обычно неточно называемому «Апокалипсисом»). Оппоненты разбиваются на два лагеря. Заявления одной стороны – индейцы, сами видите, были кровожадными дикарями, и европейцы правильно поступили, оккупировав Америку. Контраргументы оппонентов – Гибсон, как представитель европейской стороны, в частности, типичный гринго, янки, очернил индейцев, в завуалированной форме оправдывая преступления белых колонизаторов.

Заявления обеих сторон довольно странные. О первых можно сказать, что они не знают – или делают вид, что не знают – мировой истории даже в самых общих чертах. Но что самое интересное – обо всех оппонентах, обеих сторонах, создаётся впечатление, что они не видели данный фильм и потому допускают одну и ту же ошибку...

...Однажды робкий стук в дверь разбудил семейство Кузнецовых. Выглянув в окно, Василий Кириллович увидел двух измождённых людей в рваных телогрейках с номерами на груди – видно, сунулись в первую избу.

Прихватив на всякий случай топор, Василий отправился встречать непрошенных гостей.

«Помираем, хозяин!» – простонали обессиленные люди, опускаясь на снег.

В Дмитлаге заключённые умирали тысячами. Именно силами данного ИТЛ проводилось строительство гидроузлов выше города Рыбинска – около села Переборы и на реке Шексне, невдалеке от устья. А так же гидроузла выше города Углича, откуда и бежали непрошенные гости.

Семью Микки Тухкина расстреляли в лесу Сандармох под Медвежьегорском вместе с тысячами несчастных русских, украинцев, карел, финнов, белорусов, татар, удмуртов, евреев, поляков. Микке повезло, он был высок и силён, поэтому тройка решила, что он может принести пользу на великих социалистических стройках.

Другой несчастный – художник-оформитель Сергей Макаров из Костромского товарищества «Художник» очень переживал, что отморозил руки: «Как же я буду теперь рисовать?».

Кузнецовы приютили полуживых мужчин...

В кои веки мне предложили истолковать картину. Так: «Твой метод о чём поведает?». И прислана репродукция без автора, названия и времени создания.

И я подумал: а не устроить ли мне стенографирование своего потока сознания по поводу этой репродукции.

Естественно, я через поиск по картинкам сперва нашёл, что это такое.

В чём мой метод?

Итогом должна быть проба найти подсознательный идеал автора. Даже и в произведении прикладного искусства, чем, похоже, является данная вещь – «приложенная» к усилению какого-то нюанса религиозного переживания.

Удастся проба или нет – вопрос другой. А состоять она должна в поиске, например, какой-то неожиданности для своего времени.

И лучше всего для этого – поискать, что об искусстве этого времени, если не об именно этом художнике и картине, написал Макс Дворжак в книге «История искусств как история духа». С-Пб., 2001...

Человек слаб, несовершенен и подобен механизму – автомобилю, например. Даже за блестящим помаднораскрашенным кузовом, напоминающим своей одутловатостью накаченные ноги или бицепсы, может подтекать из деревянного патрубка тосол и капать прямо на раскалённый мотор. И дымить, и вонять. Вы только посмотрите на этих красавцев и красавиц, приглядитесь. У одного – короткие и широкие ногти на ногах. У другой – две макушки. И у всех у них произрастают волосы в носах.

Промозглая Москва завернула верхушки зданий над головами прохожих. Стиральный порошок посыпался на мостовые в конце ноября. Но после этого поломка в механизме заставила великого синоптика открыть центрифугу и вывалить её содержимое – грязные облака и синюю воду – на столицу.

Слава богу, у меня есть фантазия, чтобы отвлекаться от своего несовершенства. Например, сегодня я стоял и курил на крыльце физического института, изучая свой рот. Языком я чувствовал кривизну зубов, а зубами – излишнюю силу языка. В этот момент из аллеи, ведущей вдоль натурпостановочного павильона, возник человек в спецодежде – синем комбинезоне, – на которую был пришит Феникс в красном шевроновом круге. Феникс сидел на горящих факелах и сам тоже пылал...

Сравнивал я арабские пословицы и поговорки с русскими. Много сходств, но отличий, пожалуй, больше. В другом климате, в окружении иной природы, там, где иная вера, используется иная образность, иные сравнения. Если русский вместо «никогда» скажет «когда рак на горе свистнет», то саудовец использует в этом случае свою заветную поговорку «когда корова совершит хадж в Мекку на своих рогах».

Но вот что обращает на себя внимание...

Это будет необычная для меня статья.

Всегда я стараюсь найти художественный смысл произведения искусства, если оно – произведение неприкладного искусства. Если оказывалось, что оно только «притворялось» неприкладным, а на самом деле движимо было не подсознательным идеалом, я его сознательность разоблачал. А это, «Укрощение красного коня» (2017) Юлии Яковлевой, несколько наоборот, притворяется, оказалось, детективом, а на самом деле – произведение такого вида прикладного искусства, как идеологическое. Приложено к идее. К идее плюрализма в данном случае...

...Провинция провинции, разумеется, рознь. Моя: зимы не злы, лето дождём и солнцем обильно, в отличие от других, многозвучная, разноязыкая. Пчёлы звонко мёд собирают. Стрекозы козни жукам-паукам звучно готовят. Бабочки, вы меня знаете, озабоченно и отчаянно крылышкуют. Урчанье шипящих. Однозначность сонорных. Ливни звуков лилейных. Чего только нет! А если и нет, то всё-таки чуточку, понемножку. А уж грассирующих – вдоволь, заслушаешься, львиным рыком зарычать пожелаешь. Невозбранно! Рычите! Рулады высокие, в небеса вознося, дыханием бесконечным сопранно вслед за авиатором в кожаном одеянии сладкозвучно, нежно, своевольно стремите.

Водопад звуков прекрасных, по граниту золоторунно стекающих. Слов завораживающий водоворот. Подставляй рот и ладони, лови, собирай, едини, сочиняй, отдавай! Слова от страданий нас избавляют. Кто это сказал? Наверняка какой-то француз. Только они сказать такое умеют.

Да, да, да – всему на свете на всех языках отдавайте, антоним под крышку парты засуньте: нет слова «нет» – есть слово «да», ни в чём нет и не будет отказа, нет ада – есть рай, птицезвонкий, мудрозмеиный. Да – новым словам, да – новым чувствам, да – новому миру. Инспекторов и педелей, да и всё гимназическое, кроме дружбы и братства, долой! К чёрту уроки! На реку – купаться! В кафе – пить вино и пирожные жрать! Домой, братья, домой!..

Кто хозяин русского языка?

Ответ, казалось бы, ясен: хозяин русского языка – русский народ. Но это иллюзия, сладкая ложь. Горькая же правда состоит в том, что хозяевами русского языка являются даже не писатели с поэтами, не академики, а всё те же чиновники, администраторы, политики. Это именно они, занимая такие высокие посты, как, например, «Император и самодержец Всероссийский», по своему хотению, велению и разумению производят изменения в русском языке, а народ вынужден им подчиняться и уродовать свой родной язык. Бесконечная череда переименований городов, улиц. Запрет (пусть и негласный) на употребление некоторых исконных русских слов, устранение буквы «Ё», введение в оборот с помощью СМИ очередного новояза с его прозападной ориентацией и многое другое вынужден терпеть наш многострадальный язык...

...В конце аллеи я увидел «красную армию». Так старушки из нашего дома прозвали гастарбайтеров-южан, метущих дворы в ярко-оранжевых жилетах. Их было человек 10. Часть гастеров интенсивно чесала и тюкала граблями сырую землю в клочках прошлогодней травы, другая, чуть в стороне, о чём-то не менее интенсивно беседовала. «Красноармейцы» уже обработали участок аллеи от N-ского проезда до поворота на шоссе, а это метров 150. Однако там, где они прошли, осталось немало окурков и всякой дряни. Меня как активного гражданина это, разумеется, возмутило. Мигранты содержат за счёт нас, москвичей, свои многочисленные семьи, им оказано доверие, а они на это доверие плюют с высокого минарета.

Я подошёл к ближайшему «красноармейцу», опиравшемуся подбородком на ручку граблей. Он отдыхал. По его углублённым в тяжёлые, сумрачные дали глазам было понятно, что русским он вряд ли владеет. И всё же я громко сказал первое, что пришло мне в голову...

Почему я плачу?

Я подчеркну строчку, на которой на меня вдруг нашло:

Благодарю за всё. За тишину.

За свет звезды, что спорит с темнотою.

Благодарю за сына, за жену.

За музыку блатную за стеною.

За то благодарю, что скверный гость,

я всё-таки довольно сносно встречен –

и для плаща в прихожей вбили гвоздь,

и целый мир взвалили мне на плечи.

Благодарю за детские стихи.

Не за вниманье вовсе, за терпенье.

За осень. За ненастье. За грехи.

За неземное это сожаленье.

За бога и за ангелов его.

За то, что сердце верит, разум знает.

Благодарю за то, что ничего

подобного на свете не бывает.

За всё, за всё. За то, что не могу,

чужое горе помня, жить красиво.

Я перед жизнью в тягостном долгу,

и только смерть щедра и молчалива.

За всё, за всё. За мутную зарю.

За хлеб. За соль. Тепло родного крова.

За то, что я вас всех благодарю,

за то, что вы не слышите ни слова.

Март 1996

А потом я, хаотически, наткнулся на такое:

Два ангела

...Мне нравятся детские сказки,

фонарики, горки, салазки,

значки, золотинки, хлопушки,

баранки, конфеты, игрушки,

...больные ангиной недели

чтоб кто-то сидел на постели

и не отпускал мою руку

– навеки – на адскую муку.

1996

Идиотское положение: я должен задушить память о своей эмоции и начать анализировать (если удастся). Чтоб потом синтезировать: зачем это сочинено...

В конце прошлого века мне пришлось – посчастливилось! – с лекциями о Владимире Высоцком объездить почти весь Советский Союз. Маршруты были такими: от Новосибирска до Таллина, от Салехарда до Кишинёва. Передвигался я чаще всего плацкартными вагонами пассажирских поездов – дешевле и интереснее – и запоминал, записывал рассказы самых разных людей.

Разговоры в плацкартных вагонах – не очень спешащих, часто опаздывающих пассажирских поездов – это полная свобода слова, это «вольность суждений площади». (А. С. Пушкин). Каждая компания – это почти исповедальня… Кому ещё рассказать свою историю, как не человеку, которого – скорее всего – больше никогда не увидишь. А рассказал – и тем самым облегчил душу…

В плацкартных вагонах ехали на похороны, на какие-то уже совсем последние юбилеи… «Еду к брату отмечать семьдесят лет. Наверное, в последний раз увидимся на радость… А потом уже только на горе». Очень много было челноков – страна вовсю осваивала новую профессию (способ выживать... ). А челнокам купе не по карману.

В дороге человек раскрывается, становится лучше и добрее. В разговорах – сочувствие, сострадание, желание помочь… Правда, чаще всего, это заканчивается обменом адресами, но и эти порывы дорого стоят.

В заключение приведём слова одного из наших святых отцов: «Русский человек ещё в пути. Русская душа – ещё странница»...