Архив публикаций за июнь 2021

История премий, выдаваемых писателям, начинается главным образом с двадцатого века. Раньше они представляли единичное явление, и абсолютное большинство пишущих не имело никаких наград. Рассмотрим плюсы и минусы.

Плюсы очевидны, их два: автор становится известнее и – во многих случаях – получает материальное вознаграждение. Перечислим минусы, известные и обсуждаемые куда меньше и реже.

Начнём с самого очевидного...

...Первое своё слово Серёга написал рано утром на откидном подголовнике деревенской каменки, куда юркнул погреться прямиком из окутанных клубами пара промороженных сеней. Именно на протопленной с вечера печи бабушка читала ему сказки сельского чудака Ефима Честнякова, и как шестилетний мальчик услышал – так и написал на тетрадном клочке: «баушка», а потом ещё «дедушко» и «Сергиюшко» («Ю» он вспомнил не сразу). Так, с косого печного приступка он и шагнул в сложный и противоречивый мир русской филологии, чтобы когда-нибудь потом, через много-много лет, к ней, русской печке, и вернуться...

Перевод со шведского Андрея Щеглова

Творчество Юхана Людвига Рунеберга (1804–1877), финляндского поэта, писавшего на шведском языке, широко известно в Финляндии и в Швеции. Для финнов он – национальный классик, прославивший финский народ, его мужество и духовное богатство, для шведов – мастер слова, один из крупнейших поэтов, писавших по-шведски.

Жизнь и душевные качества людей из народа Рунеберг знал не понаслышке. В молодости из-за нехватки средств он на несколько лет прервал занятия в университете и работал учителем в приходе Саариярви на северо-востоке Финляндии. Там он увидел и красоту местной природы, и красоту человека, ведущего изнурительную борьбу за существование. Там царила нищета, голод: хлеб из коры был привычной, повседневной пищей. Но трудности укрепляли мужество людей, усиливали чувство собственного достоинства, верность долгу, щедрость и готовность к самопожертвованию. Рунебергу открылись простота, терпение и мудрость людей из глубинки. И уже в первом стихотворном сборнике, изданном в 1830 году, нашло выражение творческое кредо Рунеберга – открыть великое в малом, воспеть суровую природу Финляндии, мужество и великодушие её народа...

...В городе снуют велосипедисты с разноцветными рюкзаками, один из них я – в жёлтой футболке, рядовая рабочая единица, курьер «Яндекс.Лавки». Директор лавки – девушка двадцати трёх лет, она мечтает работать в головном офисе «Яндекса», считает фильм «Титаник» пошлым, запланировала жить «для себя», не рожать детей, не выходить замуж и не есть мясо. И ещё она плачет, когда на работе происходят сбои.

Месяца два назад я случайно прикоснулся к попе директора...

Было время… Я купил брошюру о Шагале. С иллюстрациями. Прочёл и ужаснулся. – Нич-чего не понятно. Безобразие, а… хвалят. За что?!

Прошло много времени. Я раз читал «Шошу» нобелевского лауреата Башевиса-Зингера с офортом «Над городом» Шагала на форзаце. И всё понял. Издевается, мол, Шагал над замшелым опостылевшим иудаизмом и его приверженцами.

Потом почитал-подумал, и пришлось от такого толкования отказаться. А согласиться – что выражено обратное видимому глазом. Не безобразие, а (самоцитата) «"простейшие инстинкты и неотрефлексированные представления" (А. С. Мигунов) как идеал». Что соответствует самоощущению масс, вышедших на арену истории. Но чтоб им так понимать Шагала, так нет. Так только элита понимает. Что Шагал просёк. И уехал из СССР во Францию, ибо советские массы его не понимали адекватно, а парижане – понимали...

...Я ужасно устал от того, насколько хорошо люди сейчас осведомлены о себе и других людях. Мы изучили психологию, прекрасно знаем все наши мотивации и точно расшифровываем причины своих и чужих поступков. Правда в том, что мы почти ничего не знаем о себе, ещё меньше мы знаем о других и почти ничего не знаем о мире. Так что хватит выстраивать своё поведение вокруг той крошечной правды, что нам известна, и давайте лучше сфокусируемся на нашей глупости, расслабимся и будем дурачиться!..

...Выпросив «киндер», Настя понеслась к магазину, маячившему впереди неказистым серовато-бежевым строением… «Настя, помедленней», – с беспокойством окликнула её Полина, понимая, что та уже опередила её шагов на двадцать, не меньше. Привычный тошнотворный страх подкрадывался к сердцу, стягивая его в тугой комок. Девочка то ли скрылась в здании, то ли забежала за него, но внезапно выпала из поля зрения матери. Полина ускорила шаг, чувствуя, как озноб и мелкая дрожь начали сотрясать её тело.

Она почти вбежала в магазин, полусумрак которого ударил по глазам, ослабленным солнечным изобилием. Продавщица с коконом обесцвеченных волос на макушке, громадьём ресниц и ногтей и заученно сучьими интонациями голоса, облезлый серый прилавок, заляпанные витрины – всё это создавало гнетущее ощущение дежавю, нереальности происходящего, будто выползающего из давно забытого тягостного сновидения. «Девочка не забегала?» – принуждая себя улыбнуться, выдавила Полина. Женщина окинула её оценивающим тяжёлым взглядом и процедила в ответ: «Нет…». Поля вышла на свет, пошатнувшись в дверях от безжалостной яркости солнца, ослепившей глаза, на слабеющих, словно онемевших, ногах она обошла здание, по бокам которого раскинулись облезлые полувыщипанные клумбы. За магазином спряталась детская площадка, звенящая детьми. Она видела это как бы сквозь мутное стекло: детские лица, тёмные фигуры взрослых, разноцветье качелей и горок – всё сливалось в единое размытое плохо различимое видео. Насти нигде не было…

...Пачула был любитель больших скоростей. Мчались так, что у Ани дух захватывало. Так и казалось, что взлетят сейчас над дорогой. Вдруг что-то затрещало, машина стала вихлять, а Пачула закричал:

– Пригнись! Держись!

Аня чудом лоб не расшибла. Но было уже не до лба. Она только успела увидеть, как мимо, будто вихрь чёрный, пронёсся такой же, как у Пачулы, джип, и она услышала автоматную очередь. И будто град по машине застучал. А где-то далеко, сзади, за поворотом уже гудела следующая машина. Аня оглянулась. Пока никого не видно.

Она увидела перед собой искажённое, в крови, страшное лицо Пачулы, он закричал ей, матерясь:

– Прыгай, если жить хочешь! Заляг в кустах!

Она смотрела на него, ничего не понимая от страха. Тогда он, жутко матерясь, перегнулся, распахнул перед ней дверь, она, не думая, тут же выпрыгнула на ходу...

...Так и получилось, что мы все – приземистая Ира с восхищённым лицом, циркач и по совместительству чиновник Витя, мудрый, как сын совы, в огромных очках Влад (Владилен, если кто не понял), незапоминающаяся Аня, от которой позже будет зависеть моя жизнь, и я – назовём меня самым неприятным, советским именем Галина – стояли у входа на кассу и спрашивали билет на Сюник.

– Куда? – поинтересовался хмурый стриженый поц бабьим голосом. – На Сюник нет билетов.

– А куда есть?

Мой чемодан больно бил по коротким ногам Иры.

– На Артавазд с пересадками.

Я скорчила рожу и передразнила парня. Влад хохотнул. Брызги его слюны летели мне в лицо. Я прочертила круг тыльной стороной ладони. Я впервые кого-то поцеловала с тех пор, как в моей квартире умер кот.

Первый раз я пыталась поцеловать человека ещё на первом курсе универа. Я была толстая, нескладная, у меня была огромная шуба, застёгнутая моими круглыми толстыми пальцами, свитер с воротником до горла, который больно жёг кожу в области шеи, и очки. Не я его выбрала, и не он выбрал меня – его отметила для меня моя сутулая спина, по которой он как-то съездил рукой в дружеском порыве. Я стала считать себя красавицей и слушать его рассказы о римских императорах. Давно было то время, что мы шли по аллее, мой грязный каблук вспарывал лужу, его рука нелепым взмахом задевала моё лицо с большими щеками – сейчас он грузчик, а я… я Галя Н., которая где только не работала, пила водку на детской площадке и клеила других (спойлер: у меня ничего не выходило, но я же старалась!). А второй раз поцеловать человека мне довелось на пороге моей квартиры, когда у меня умер бедный, 14-летний кот мой, и я наблюдала агонию его маленького, смертельно облезшего тела. Я тогда… так и не решилась убрать то место. Если смерть придёт за мной, у неё будет вытянувшееся кошачье лицо с зияющими кустистыми впадинами возле глаз. Зачем мне захотелось, чтобы меня поцеловал тот случайный знакомый? Чтобы защитить меня от смерти? Нет. Чтобы поставить надгробный памятник вечно молодой мне.

И я поехала в Сюник, сев у окна рядом с Владом («Не мешаю?» – «Нет-нет»), а уже потом я узнала, к кому и зачем еду...

Как вы меня взволновали, Лиза! Да знаете хоть, что вы сделали своим рассказом! Долго не отвечал, вы и не вспомните сейчас, что имеется в виду. Помните, вам было четырнадцать, вы писали стихи, и хотелось ими поделиться. Идя домой из школы, присели на скамейку к незнакомому мужчине, вытащили из ранца тетрадку и читали ему. Тот придвинулся, всмотрелся и спросил...

Удивительная история произошла со мной накануне 9 Мая 2015 года в маленькой деревушке Норвегии.

Отправились мы с первоклашками в музей – столетнюю сельскую школу – старое покосившееся здание, вокруг которого гуляли бараны с соседней фермы и росли большие лопухи. Около школы – кусты и деревья, когда-то служившие детям турниками и качелями. В школе – низкие парты с ящичками для тетрадок и книг, на стене – коричневая школьная доска, вдоль стен – полки со старыми книгами и чучелами животных. Экскурсовод – бойкий и жизнерадостный старичок, который сам же в этой школе учился, а затем и работал.

Любопытные, непоседливые дети уселись за парты, и старичок, хитро прищурясь, начал длинную, интересную беседу-экскурсию. Он показывал старые норвежские азбуки, деревянные пеналы и длинные линейки, приправляя экскурсию байками о том, как когда-то доставалось непослушным школьникам вот этой самой линейкой по пальцам.

В ходе беседы я упомянула, что родом из России – и разговор принял новый, неожиданный поворот...

Добрую понюшку критики получил недавно выпущенный компанией «Дисней» (The Walt Disney Company, 2019 год) своеобразный ремейк известной сказки из сборника «Тысяча и одна ночь» о похождениях Аладдина и его джинна, узника волшебной лампы. В новой версии истории угадываются черты полноформатных мультфильмов и мультсериала, созданных «Диснеем» в 1990-х годах. Красиво и с юмором пересказанный ориентальный сюжет получил запредельные рейтинги, став во многом классикой мультипликационного кино. Особую убедительность отдельным моментам в диснеевской интерпретации «Арабских ночей» 90-х годов придаёт тот факт, что в сценарных и режиссёрских находках был так или иначе учтён подлинный исторический опыт разных стран и эпох.

Сейчас периодически раздаются нелепые голоса, вопрошающие: зачем нам история? Зачем её изучать? Пройдёт немного времени, и произносящие подобную нелепицу сами станут историей, без которой, к слову, попросту невозможно создать что-то новое. Двигаясь вперёд, мы опираемся на ступени опыта. Если их убрать – останется лишь пустота. Создатели «Аладдина», воспользовавшиеся историческим «заделом» прошлого, показали, каких высот можно достичь, прислушиваясь к звукам ушедших времён...

...Разумеется, и в наше время есть поэты и писатели, труд которых ценится и оплачивается, но это настоящие, признанные «труженики пера и клавиатуры». Я про них не говорю, их немного, и они это заслужили. А нас, пишущих «для себя» (с надеждой порадовать и других), «в стол», а чаще всего «под стол» (в мусорную корзину), нас не счесть, имя нам легион. Мы знаем себе настоящую цену и потому через день-другой забываем: «присланный Вами материал не принят редакцией».

Но такой ответ можно получить только из редакций журналов зарубежных. А в нашей великой стране, идущей особым путём, редакции журналов не опускаются до такого уровня и хранят многомесячное молчание...