Архив публикаций за октябрь 2024

«Я предоставил свою догадку времени, и оно, незамедлительно минув, горько её подтвердило».

«Так иногда отводят взгляд во время беседы от кого-то третьего, лишнего, чтобы не выдать знаемого двумя другими».

«Человек, загоняемый в карцер разочарования, может быть, и погиб, но душа его спаслась».

«Плачевное состояние эмиграции заключается в том, что человек, обретая комфорт, утрачивает со своими корнями ещё и ощущение гармонии. А комфорт и гармония, как известно, это не всегда одно и то же».

«Мечта будет существовать до тех пор, пока существует человеческое несовершенство».

«При этом самой странной и захватывающей мыслью было предчувствие «мира, в котором меня нет», и не так уж важно – нет "ещё" или "уже"»...

«Я всегда был чуток к природе и её языку, но в тот день она нашептала мне какую-то очень странную мысль… о том, что всё, окружающее человека в этой жизни: работа, дом, семья, дружба, вражда, любовь, ненависть – всего лишь мишура, мешающая взглянуть в невозмутимое лицо вечности».

«В семье я чувствовал себя отторгаемым чужеродным телом, хотя изоляция и не была физической. Как будто я говорил со всеми через прозрачное стекло, заглушающее звуки моей речи».

…С тех пор как люди обрели сознание, они потеряли покой. Звери, птицы и рыбы живут просто и естественно, они не задумываются о смысле жизни. Лишь человек пребывает в постоянном отчаянном поиске. Он тотально не удовлетворён. Беспрестанно ищет что-то, чтобы заполнить зияющую пустоту в сознании.

Психологическая теория бессознательного Зигмунда Фрейда даёт объяснение этому феномену: бессознательное, как большая и тёмная часть человеческого подсознания, таит в себе животное начало (инстинкты). Сознание, ведомое разумом и принципами, подавляет и берёт под контроль животное начало в человеке. Подавленные половые инстинкты, страхи, гнев выливаются в тревогу и напряжение. Всё, что мы находим во внешнем мире и кидаем в пустоту в сознании, всё бесследно исчезает...

...– Куда?? В Израиль? – И потом, видимо, вспомнив, что я ещё сплю, уже тише мама спросила: – Когда?

– Ты понимаешь, – зашипела мама в трубку, – что это совершенно разобьёт ей сердце?.. Нет, нет, я пока говорить не буду, и ты, пожалуйста, пока молчи, нужно её как-то подготовить...

Я тогда не понимала всего того, что было связано с отъездом Полины, но меня восхищала та смелость, с которой моя тётя, как я считала, решила бросить вызов бабушке. И мне было совершенно всё равно, уедет Полина или нет, главное, что бабушка хотя бы в этом противостоянии будет побеждена.

В тот день я была дома одна и, услышав знакомую «азбуку Морзе», помчалась открывать дверь.

– А тётя Полина с мужем в Израиль едут, – выпалила я сразу, как только бабушка появилась на пороге нашей квартиры. – Здорово, правда?! – добавила я и победоносно взглянула на бабушку.

И вдруг бабушка прямо там, стоя в проходе нашей двери, совершенно неожиданно для меня очень медленно произнесла...

...Пилат. Что есть истина?

Иосиф Аримафейский. Истина – это ходить путями Господа, проповедовать его учение, даже перед страхом смерти.

Пилат. Ты хочешь сказать, что если бы Иисус Галилеянин, находясь в синедрионе, отрёкся от того, что он Сын Божий, его оставили бы в живых?

Иосиф Аримафейский. Да, прокуратор.

Пилат. Но он выбрал истину. Истина, которая привела к смерти. Мне не даёт покоя один вопрос. Если Иисус Галилеянин помог стольким людям, исцелил, проповедовал любовь, не сотворил ни малейшего зла, то куда подевались его сторонники? Мне докладывали, что когда он входил в Иерусалим, весь город встречал его, устилал путь его пальмовыми ветвями и одеждами, и кричали: «Осанна царю иудейскому!». Где же они были, когда его судил синедрион? Где они были, когда на площади перед преторией собралась обезумевшая толпа сикариев с оружием и камнями? Я не услышал ни одного голоса в его защиту. Кстати, и твоего тоже. Единственный голос, поданный в его защиту, был мой. Человека, который не то что его не знал, но даже никогда о нём не слышал. Ещё можно посчитать просьбу моей супруги Клавдии Прокулы. Я пытался, тщетно пытался спасти его. Впрочем, что только его – не будет истиной. Истина в том, что я, отдав на распятие невинного человека, спас себя, мою жену Клавдию Прокулу и вверенных мне воинов. Чтобы меня, прокуратора Иудеи и Самарии, Понтия Пилата, принадлежащего к сословию всадников, внука императора Августа, друга императора Тиберия, взбесившаяся толпа не побила как собаку. Но клянусь Римом, этому народу дорого обойдётся его выбор. Меня, как дикого зверя на охоте, обложили ваши первосвященники и не оставили выбора. Отвергнув истину, чтобы сохранить свою жизнь, я судил неправедно. Но кого впоследствии это будет волновать?..

...Всё в мире, времени не исключая, бывает чёрно-белым, бывает цветным. Какова изначальность? Монохромная или цветная? Каким создан был мир? Оставим эти вопросы философам света, определённо заметив, что человеку тускло и тягостно пребывать в монохромности, а если страдает он дальтонизмом, надо к несчастному относиться с полным сочувствием, повышенной эмпатией, пытаясь хоть как-нибудь беду ему компенсировать…

Это понятно. Но вот что в свете сказанного сделать необходимо. Учредить службу, подобно предсказывающей погоду, которая бы занималась определением ближайшего дня, недели, чем дальше, тем лучше: каким будут чёрно-белыми или цветными. Скажете, такой прогноз субъективен. Ответ: субъективное возникает из факторов объективных, должный анализ сведёт к минимуму субъективизм. Чем точней будет развивающаяся наука определения цветности-монохромности, тем менее будет она субъективной.

Со временем прогностика продвинется, появится возможность предсказывать, каким будет век: цветным или же монохромным. Соответственно будет развиваться и история цвета прошедших времён, что найдёт отражение в педагогике. Учебники истории будут состоять из страниц чёрно-белых и страниц ярких, цветных. Едва взглянув, ученик будет знать, куда он попал и чего ему ждать, скажем, от Александра Македонского или Наполеона, и – продвинемся с наукой вперёд – дело пойдёт не только о цвете, но и яркости, интенсивности.

Скажете: предстоит работа громадная, невиданная по размаху. Ответим: и что? Разве свеч не стоит игра? Тем более что будет вестись под ярким могучим светом современных приборов, с которыми свечи сравнивать просто смешно.

Конечно, даже самое монохромное бытие заслуживает уважительного внимания как в настоящем, так и в прошлом и, конечно же, в будущем. Внимания, включающего в себя понимание: чёрно-белость – весьма и весьма чувствительный как для индивида, так и для общества недостаток, который необходимо преодолевать.

Как? Подобно службам медицинской и ментальной помощи индивиду, следует создать службу помощи в одолении монохромных представлений о мире. Не унижать дальтоников своим врождённым многоцветным восприятием мира, но помогать им одолевать монохромность. Такие посыл и призыв: посыл при разворачивании соответствующей службы, призыв ко всем, кто будет в неё рекрутирован.

Мы верим: настанут времена, когда для всех и вся мир будет ослепительно великолепно цветным...

Сто лет назад… нет, не сто, побольше… Дайте сосчитаю… Ага, сто восемь лет назад.

Значит так, сто восемь лет назад произошло в Петрограде страшное. На одной из улиц был замечен экстремист и террорист, выходец из стран Глобального Юга, проходивший боевую подготовку в одном из военных лагерей в Турции и, скорее всего, германский шпион (но это не точно). Бдительная петроградская публика сделала попытку задержать опасную личность, однако личность оказала отпор. В ходе задержания был съеден барбос (1 штука, вместе с ошейником) и городовой (1 штука, вместе с сапогами и шашкою). Ужасная паника охватила пассажиров трамвая, на котором террорист собирался добраться до государственной границы. Казалось, всё пропало...

...Алиса обернулась и увидела Горлову, которая обошла сгрудившихся возле гроба близких и встала вплотную к нему. Она неотрывно смотрела на покойницу. Матвеев оборвал свою речь на полуслове, и тогда Горлова тихо, но внятно произнесла.

– Окончен ваш путь, госпожа Шатилова, теперь вы ответите за всё перед высшим судом. Земля вам бетоном.

Поднялся шум, все переспрашивали, что именно сказала Горлова. Алиса видела, как перекосилось лицо Серёжи, но он стоял на месте, ничего не предпринимая. Горлова круто развернулась, её пропустили к дорожке, ведущей к выходу из кладбища. Она шагала с гордо выпрямленной спиной, увязая каблуками во влажной земле. Все смотрели ей вслед, и даже Алиса. Горлова прошла между двумя высокими тополями и села на скамейку возле могилы мужа.

– Я думала, она в гроб плюнет, – услышала Алиса шёпот болтливой старушки...

...И Сергей Иванович, когда поселился у него, заметил: старик ворчит-ворчит, всё не так ему, а глаза радуются. Видать, всё же надоело одному-то в пустой избе. А то, что брюзжит, так возраст такой – ворчливый, можно сказать. Всё истории рассказывает. Заслушаешься. Много знает. Откуда, даже непонятно. И вот сейчас, зацепился за облака. Утверждает, что они живые. Значит, опять начнёт рассказывать историю. Интересно его слушать. Кажется, небылицы плетёт, а в то же время, правдиво. Вот и задумываешься над его словами. А вдруг не обманывает?

После ужина Сергей Иванович со стариком пили чай с печеньем и простыми карамельками. Долго пили. Старик любил из блюдца чаи гонять. Чуточку плеснёт. Покатает во рту карамельку, подует на горячий чай и шумно отхлёбывает. Швыркаю, как он говорил. Так и швыркали с ним, пока крупные капли пота не потекли. Наконец дед Гриша поднялся. Серым застиранным полотенчиком вытер вспотевшее лицо и принялся убирать со стола. Сергея отправил во двор, чтобы не путался под ногами.

Сергей Иванович вышел на улицу и присел на ступеньку, тоже утираясь полотенцем. Так было всегда, когда они пили чай. Словно старались друг друга перегнать, кто больше выпьет. И всегда старик побеждал. А потом посмеивался над постояльцем, мол, слабый народишко пошёл, даже чай пить не научились. И хекает сидит, а по глазам видно – доволен.

Повесив полотенчик на перила, Сергей Иванович привычно принялся осматривать окрестности, останавливая взгляд на каких-либо мелочах, и снова смотрел, стараясь всё запомнить...

...Эльвира. Конечно. Теперь тебе, может быть, понятна моя незамедлительная расположенность к тебе. Таких глубоких мужчин почти нет.

Михаил. Это я – глубокий? (Усмехнулся). Вот почему не могу найти хорошую работу.

Эльвира. Видишь ли, я наблюдаю у нашего народа редкий дар: искусство не замечать. Не замечать, что едят всякую дрянь, не замечать хамство, унижения со стороны чиновников, начальства и так далее. А у тебя это качество недоразвито. Ты неудобен работодателю.

Михаил. Но я же нигде не выпендрючиваюсь: делаю, что скажут.

Эльвира. Но личность не скроешь, а это напрягает тщеславие вышестоящих. Собака никогда не нападёт на чужого щенка, если чует породу. Порода, они её чуют.

Михаил. И что с этим делать? Упражняться в убогости?

Эльвира. Искать. Мало, но есть и достойные уважения, которым тоже не хватает рядом с собой достойных. В этом уровень нашей жизни. То есть в количестве достойных. В этом и только в этом.

И поверь: какая это прелесть – просто понимающий человек. Редкость...