Архив публикаций за сентябрь 2023

...Татьяна. Ты решил потеребить мои нервы?

Валерий. Что ты, это я так, рефлексия.

Татьяна (недовольно). Вот женишься, и рефлексируй.

Валерий. Ну, не сердись, уж такой я неуверенный человек. Кстати, насчёт рефлексии. Бросив курить, я стал хуже соображать. Вот сижу в отделе, и ни одной мысли. У нас все курят, когда размышляют.

Татьяна. И женщины?

Валерий. Женщины – особенно.

Татьяна. Ужас. Не желаю тебе курящую жену. А откуда берутся мысли? Из головы?

Валерий. Сомневаюсь. Скорее из необходимости решить конструкцию. Из страха не оправдать ожидания перед начальством. Из дыма сигарет. Где будем прощупывать кандидатку? Раз уж я вынужден в этом участвовать.

Татьяна. Дома. Устроим пикничок в честь твоих достижений.

Валерий. Осталось придумать достижение.

Татьяна. В честь твоей незапамятной премии.

Валерий. Вспомнила!

Татьяна. Так достижения срока не имеют. И постарайся, ради Господа, понравиться...

Приветствую всех, кто забрёл в мой уголок. С вами Глафира Карркодилова.

Осень всегда была источником вдохновения для поэтов, даря очам очарование хрустальностью дней и лучезарностью вечеров, бодря усталые силы здоровым и ядрёным воздухом. Вот и сейчас на сайте «Новой Литературы» появились стихи, посвящённые осени. В рубрике «В десятку!» опубликовано стихотворение Татьяны Корбут, в котором есть такие строки:

Мчится к нам навстречу с лёгким ветерком

Осень на волшебной колеснице.

Осенний ветер обрывает с деревьев яркие листья, и они летят, кружась в весёлом хороводе. «В танце кружит осень, а в душе весна», – пишет поэтесса, и мне вспоминаются картины Леонида Афремова...

Журнал «Новая Литература» издаётся отдельными номерами в электронном виде 12 раз в год. В начале каждого месяца очередной номер, сформированный по итогам месяца предыдущего, выставляется для скачивания на сайте журнала https://newlit.ru/sale.html и рассылается подписчикам. С этого момента прочитать многие публикации в полном объёме можно только в журнале, а на сайте они остаются в урезанном виде. Такие ограничения свободного доступа к материалам сайта называются пейволлами и широко применяются СМИ во всём мире. Это делается для того, чтобы привлекать читателей к финансированию издания и тем самым обеспечить его независимость от агентов влияния – рекламодателей, спонсоров, инвесторов, государства. Таким образом, издаётся то, за что читатель проголосовал рублём, а не то, что читателю хочет навязать бизнес или власть. У этой идеи есть сторонники и противники. В том числе и среди авторов, читателей и редакторов журнала «Новая Литература». А что по этому поводу думаете вы? Выскажите своё мнение на странице обсуждения этой статьи! А приведённый здесь диалог двух редакторов поможет вам в размышлениях на эту тему.

Беседу ведут Андрей Карпов (сайт «Культуролог» https://culturolog.ru/) и Игорь Якушко (журнал «Новая Литература» https://newlit.ru/~yakushko).

...По поводу телесных наказаний в школе, я их горячий сторонник. Вся история нашей школы показывает их насущную необходимость. Эта либеральная полоса скоро кончится, она уже кончается. Я и раньше был их сторонником и за это пострадал в своё время. Нет, конечно, я не утверждаю, что надо привязывать детей к скамейкам и лупить их размоченными розгами (хотя стоило бы, и вполне), нет, я не изверг какой-нибудь. Но лёгкие удары линейкой по запястьям или по затылочной части, чего же в них дурного? Ну хорошо, если совсем нельзя даже линейкой, то можно кратковременно лишать свободы. Тёмный звуконепроницаемый чулан квадратный, крошечного размера, к полу привинчена табуретка, садись на неё и сиди, пока учитель не сочтёт достаточным для воспитательных целей. Свет должен то включаться, то гаснуть с периодичностью в полминуты, чтобы не сиделось там спокойно, чтобы не дремалось. Можно ещё включать негромкую тревожного звучания музыку, которая будет действовать на сознание нарушителя. Очень мягкая, на мой взгляд, мера, вполне везде осуществимая. Я в своё время вносил такое предложение, но оно принято не было. Видимо, ещё было несвоевременно. Сегодня уже можно и даже очень нужно ввиду повсеместно растущей распущенности подростков.

В дверь стучат и что-то мне выкрикивают. Звонок у меня не работает, я лично перерезал провод ещё год назад, когда вот так же приходили и пытались увезти меня в неволю. Откройте, дескать, откройте, нам просто нужно поговорить...

...Песня написана от первого лица, в характерной для поэта манере монолога. Тема душевного расстройства была понятна Высоцкому не понаслышке. В его биографии к 1977 году было немало эпизодов, когда ему оказывали психиатрическую помощь и помещали в соответствующие учреждения, в том числе и на Канатчикову дачу. Это было связано с его алкогольной зависимостью.

Врач-психиатр Михаил Буянов в 1965 году, будучи аспирантом, был привлечён к тому, чтобы возить Высоцкого на спектакли, когда тот находился на лечении в Московской психиатрической больнице №8 имени Соловьёва. Буянов вспоминает, что сам он Высоцкого не лечил, только сопровождал и следил за тем, чтобы актёр не пил, и что за годы борьбы с алкогольной зависимостью Высоцкий «обошёл все психиатрические больницы Москвы и Подмосковья не по одному разу». Михаил Буянов вспоминал, что лечила его в их больнице психиатр Алла Машенджинова.

Врач-психиатр больницы им. Кащенко Зинаида Агеева пишет, что впервые лечение в психиатрической больнице Высоцкий проходил ещё в 1962 году: «Первое время Высоцкий негативно относился к направлению его в больницу, боялся душевнобольных». На дальнейшие госпитализации, в том числе и в их больницу, по словам Агеевой, он уже реагировал спокойнее...

«Издали показывается летящее стадо лебедей», – читает Филиппов первую строку либретто.

Аудитория шумит и хихикает. Кряквина поднимает руку:

– Максим Максимович, вы не ошиблись? Стадо? Наверное, стая...

Филиппов припечатывает ладонью стол так, что взлетает стопка бумажек. Даже я вздрагиваю. Разрозненные листы разлетаются вокруг и изящно планируют под стол.

– Именно стадо! Великий Пётр Ильич знал, что пишет. Танец маленьких лебедей исполняют четверо. А остальные – стадо...

...Невидимая война мобилизует. Кругом идёт война. Война в мире духов. И в этом смысле я мог пропустить только вирус. Вирус пошлости. Ну, послушайте! Можете вы представить меня, пионера-бунтовщика против пошлости в искусстве, который с самого утра воскресенья пьёт таблетки с боярышником и заряжает на весь день телесериал «Она написала убийство» с Джессикой Флетчер, доморощенным детективом, писателем и домохозяйкой в одном лице. Можете представить себе, как я смеюсь над пошлыми шутками, слежу за раскрытием незатейливого сюжета – чисто мятный леденец. Можете вы представить меня, который развлекается политическими ток-шоу на пару с котом, смотрит новости в ленте «дзен», вязнет в паутине интернета – сознательно вязнет, и провозглашает символом новой веры отупение. Даже термин придумал для обихода – затупить. Затупить можно на чём угодно: на сериалах, на комиксах в интернете, на броских заголовках «Яндекса», на вкусной еде и здоровом образе жизни. И я не протестую. Да. Меня не тянет ни в рай, ни в ад, я доволен спокойным тихим существованием. Меня не вдохновляет ни церковь, ни злачный притон. Я безразличен к возбуждениям грубого порядка. Не интересно мне ничего, кроме всего того, что я раньше едко высмеивал, называя сериальную пошлость орудием дебилизации населения. И вот я один из них. То есть, нас – один из массы стареющих провинциалов, который не может подстегнуть себя ни алкоголем, ни «травками», ни новыми видами греха. Всё мне наскучило. Сердце окаменело. Влюбиться не могу. И не хочу. Тщеславие больше не нашёптывает мне всякие благозвучные глупости, от которых теплеет в районе солнечного сплетения и мысленно бросает в пучину страстей. Я в каше людской, я в хоре, но и там я один...

...Эти отношения были сродни сумасшествию.

Причём с первой же нашей встречи.

Безобидная переписка в социальных сетях поначалу не предполагала встречи. Да, я отправлял ей свои литературные опусы, она их хвалила, что, как вы понимаете, небезразлично любому автору. В какой-то момент я предложил ей встретиться, на что получил немедленный отпор знающей себе цену женщины: «Я несвободна».

Однако наша переписка на этом не закончилась. В один из вечеров я понял: в её жизни что-то случилось…

И снова без всякой надежды предложил ей… приехать ко мне домой. Поговорить по душам.

Она написала в СМС: «Я не занимаюсь собирательством сердец. Но приехать могу. Если будешь предельно корректен со мной!»

Я написал: конечно.

Автомобилистка приехала.

Выяснилось, что её подавленность связана с грубостью мужа, который поднял на неё руку. Она была расстроена. Часа два за чаем мы вели разговоры на разные темы. Я понял, что у нас много общего, в том числе по части литературы.

Потом она поднялась и пошла к выходу.

Я пошёл провожать.

В маленьком коридорчике моей квартирки-студии прозвучала фраза, которую мне никогда не говорили женщины.

Она спросила просто и без фокусов:

– Можно я тебя обниму?

Знойная женщина, мечта поэта… Можно ли обниму?!

Я притянул её к себе...

...У нас на кафедре появился новый работник. Её зовут Анастасия Владимировна, и она только закончила аспирантуру и защитила диссертацию в Ельце у профессора Иванюка. Мы как-то с ней разговорились после семинара и решили пойти в студенческое кафе. Мне было неловко. Вдруг разобью кому сердце! Студенток-то много. А ещё сплетни пойдут.

Ей двадцать шесть, и она, на мой взгляд, весьма симпатичная. Такая высокая стройная блондинка. Я, конечно, знаю, что у нас народ считает, что все блондинки глупые, но это явная натяжка и преувеличение. Во всяком случае, если говорить об Анастасии Владимировне. Хотя мне сейчас неловко, что я так много болтал. Ведь женщины не любят болтунов. Во всяком случае, мне так дед говорил. А я всё о каких-то раритетных книгах рассуждал! Так и отпугнуть недолго. А мне бы этого не хотелось, честно говоря.

Может быть, читатель хочет знать, о чём мы говорили?..

...На площади было любо. Алёша жевал бутерброд и дивился. Тут словно снималось дорогое кино, только вот непонятно, про что. Точно на какой-то огромной стройке вдруг ни с того ни с сего встал жовто-блакитный табор и раскинулась весёлая ярмарка с едой, концертами, гуляющими толпами, румяными тётками с пирожками, чаями-кофеями; сюда же приехала полевая кухня, дымящая и шибающая аппетитными запахами, и здесь же откуда ни возьмись – мелкая, словно игрушечная, палаточная больничка: ярко-красный крест на белом фоне и девушки-санитарки в расстёгнутых камуфляжных бушлатах курят с оранжевыми коммунальщиками. Казалось, готовится какое-то широкое народное представление, например рок-фестиваль – вон палатки с названиями всех городов, областных центров, и молодёжи до жути, наверняка они все ждут какого-то невероятного «движа», как выражается Бес; и здесь же ходят-бродят вислоусые музыканты с чубами, с барабаном, трубой и гуслями, и опять красивые девушки в коротких курточках и с лентами в волосах пританцовывают, греются: глаза радостные и ласковые, а щёки, – жёлто-синие, размалёванные в национальные цвета. И как это все они не мешают работать вот этим толпам серьёзных мужиков в засаленных куртках и строительных касках? Весёлых и угрюмых, старых и молодых, что озабоченно шаркают сапогами по тротуарной плитке, таскают мешки, автомобильные покрышки, палки, железные обрезки, – тянутся работящими цепочками, чисто как муравьи. Совещаются, морщат чёрные от въевшейся грязи лбы, вытирают пот тылом деревянных, заскорузлых ладоней. То здесь, то там ослепительно бьёт в глаза сварка – лучше туда не смотреть, а то сожжёшь себе зрение. И тут же везде суются телевизионщики, папарацци, берут у всех интервью: наверное, майдан вечером покажут по телевизору. И всё это – внутри огромной чаши из чистых и респектабельных, вполне себе европейских домов, и никак невозможно поверить, что это прикольное место – та самая холодная, скучная и ничем не примечательная площадь, по которой он столько раз гулял, умирая от одиночества...

...Макарий помолчал. Он смотрел в открытое окно перед собой, ему были видны верхушки зелёных деревьев и яркое синее небо с мелкими светлыми облачками. Он вздохнул, закрыл глаза. В комнате было тихо. С улицы доносились детские голоса, чириканья птиц. Свежий воздух наполнял комнату, вытесняя тяжёлый дух лежачего больного.

Через несколько минут он стал говорить:

– В числе пострадавших был сержант Кочергин Макарий. Я сильно ударился головой и грудью. Я не мог разгибать рук, не мог двигаться. Было сломано ребро. Вместе с Егоркиным мы смогли продержаться больше суток на левом крыле самолёта. Потом нас доставили на аэродром, оттуда в гарнизонную санчасть, и две недели на госпитальном режиме. Мне забинтовали грудь, и целый месяц я ходил перевязанный. А теперь главное. Когда самолёт начал падать, Егоркин сказал: Макарий, переходи в носовую часть, там точно спасёмся. Так и получилось. Но в последнюю минуту, выбираясь из тонущего самолёта, я почувствовал, как за мою ногу кто-то ухватился. Этот парень смотрел на меня умоляющими глазами. У меня было несколько секунд. Или оттолкнуть его от себя и самому спастись, или протянуть ему руку, и затем вместе выкарабкиваться. Но это был огромный риск и почти не было шансов на успех. Времени не оставалось. И скорее всего, я бы утонул вместе с ним, начни его тащить за собой. А что делать. Такова жизнь. Хотелось жить. Это и есть война. Но, Алексей, теперь, когда всё, когда жизнь подошла к краю, я думаю всё время о том парне, который так смотрел на меня. Я спасся, а он остался там, на дне. Его глаза, его голос, это всю жизнь сидит во мне. И когда я смотрю на стопки благодарностей, груды наград, слышу каждый год торжественные речи в свой адрес, то думаю, а зачем мне они, разве могут они перевесить смерть того парня, которому я не протянул руку. Тот парень хотел жить так же сильно, как того хотел и я.

Его лицо было спокойным, он говорил всё так же тихо, медленно, негромко. Отдышавшись, он сказал:

– Так вот я тебе хочу сказать. А как бы ты поступил на моём месте? Нет, не отвечай. Я просто говорю. Как бы кто другой поступил на моём месте? Это мы дома герои. А там, на войне, никто не знает, как поступил бы он сам лично в такую минуту. Поэтому не надо, не надо…

Журнал «Новая Литература» предоставляет вам возможность создать аудиоверсию вашей книги.

Запись ведётся в частной студии звукозаписи на профессиональном оборудовании мастерами озвучивания с большим опытом работы.

Вы можете записать у нас голоса для:

• рекламного радиоролика,
• звуковой дорожки к фильму,
• учебного пособия,
• аудиообъявления для транспорта, производства, бизнеса,
• озвучки учебных и проектных презентаций,
• аудиогидов для музеев, экскурсий и путешествий и многое другое.

Этой услугой уже воспользовались именитые авторы и крупные компании. Теперь присоединиться к ним можете и вы! Послушайте и оцените.

...– Не боишься ли ты, о благонравный муж, – обратился к Аполлонию один из римлян, – гнева Нерона, с коим никто из былых императоров не сравнится в жестокости и бессердечии? Лишь захочет он, и падёт любой, ощутив своё бессилие перед суровой волей насмешливого тирана.

– Страх перед кем-либо, – отвечал Аполлоний, – есть признание человеком слабости противостоять предмету боязни. Посему выходит, что мужи, решившие во всём повиноваться Нерону из одного лишь страха, есть люди слабые, ставящие себя даже ниже тирана. Тот же, кто не устрашился глупой воли безумца, есть человек, доказавший свои силу и превосходство над ним. Знаете ли вы, о мужи эллинские, что тиран страшней дикого зверя, ибо животное, приняв ласку и заботу, становится добрее, а тиран от лести и восхвалений превращается в ещё более свирепое и безумное существо! Вы не найдёте зверя, который бы растерзал своего родителя. Нерон же, будучи человеком, умертвил свою мать, возненавидев её лишь за то, что она, отличаясь благонравием, посмела давать ему свои наставления и разумные увещевания. Ничтожен и страшен человек, узревший себя всевластным существом, ибо никакие преграды не способны уже остановить его безудержный и вечно возгорающийся пыл. Обратив в пепел всё вокруг, он осознает глупость своих деяний лишь тогда, когда увидит, что принёс зло самому себе. Чужие страдания неспособны исправить тирана: лишь собственное горе может всколыхнуть его душу, заставив биться сердце в груди с большей силой...

– Здрав-в-вствуй-те, а вы куда идёте? – тянет мне руку в рваной перчатке толстый улыбчивый олигофрен Рома, который ходит взад-вперёд по больничному дворику. Ему разрешают по утрам помогать убирать мусор. Рома от этого счастлив. Он вообще почему-то всё время счастлив. Гораздо больше, чем я или другие сотрудники психоневрологического интерната. – Здрав-в-вствуй-те, а вы куда идёте? – снова повторяет он и расплывается в улыбке. Ему хорошо. – Гы-гы-гы, – мычит он.

– Здрав-ствуй-те, – отвечаю я, вторя его интонациям. – Куда иду, не знаю. А вы куда идёте?

Рома захлёбывается от смеха. То ли я в этой игре «подопытный», то ли он просто счастлив и хочет своё счастье разделить со мной.

– Здра-вствуй-те, а вы куда идёте? – повторяет он по слогам и снова смеётся. – Гы-гы-гы.

– Здравствуй, Рома, куда я иду? Иду в мир людей, которые считают себя умными, но почему-то не очень счастливы, – отвечаю я, оставляя олиго наедине со счастьем. – Суточное дежурство у меня, Роман. Пойду заварю крепкого чая.

Слышу, как Роман веселится.

– Здравствуйте, а вы идёте куда? – То ли мне, то ли ещё кому-то. Не знаю. Не поворачиваюсь. Прохожу в сторону приёмного покоя – моего убежища на сутки.

Куда иду я? Куда иду? Хороший вопрос, Ромка, умный вопрос. Никто бы так просто из умных людей не поставил вопрос всей моей жизни. Куда иду? Камо грядеши? В сказочную страну, Рома, в Касталию – туда, где небо в солнце вплетается. Туда, где без улыбки нельзя. Вход заказан. Где все люди счастливы, и каждый счастлив по-своему. А горюющих и страдающих нет. Разве что горюющих по несчастью другого. Иду, Рома, в рай. Как всегда. Но с первых же минут понимаю, что переступил порог ада...

Теперь подготовить макет блока можно не только на своем компьютере, но и воспользоваться текстовым редактором прямо на сайте нашего партнёра – издательства «Эдитус». Для этого нужно только выбрать размер книги и вставить текст. В редакторе уже подобраны готовые шаблоны и сформированы рекомендации по оформлению. Проверить, как он работает, можно по этой ссылке (для этого потребуется авторизация или регистрация).

...И подход с мерилом «настоящие произведения искусства» тоже хромает: похож на стрельбу из пушек по воробьям, ибо вероятность, что очередное произведение окажется гениальным – мала. А у меня другой бзик. Я столько десятков лет неумело дерусь за приятие теории художественности по Выготскому, что впал в раж, и, во-первых, только удовлетворяющих этой теории называю имеющими художественность, во-вторых, начинаю читать вещь и писать о ней одновременно, прислушиваясь к себе: что мне кажется странным (что есть признак подсознательного идеала и, что то же самое, художественности).

Вот и начну так читать. Николай Козырев. «Вывернулся» (2012).

Какая первая странность?..