Архив публикаций за ноябрь 2012

...Арлет ничего не сказала; бессилию уже не было места в её душе, и решение пришло мгновенно. Как в страшной сказке, в этом маленьком, грязном, захолустном городке оставалась беспроигрышная в своём успехе профессия – единственная оставшаяся возможность достать денег… и еды.

Она поцеловала детей и отпустила. Взявшись за руки, они отправились в комнату. «Совсем как взрослые; и без единой жалобы», – со страхом подумала Арлет.

Муж у Арлет был первым; и единственным – оттого чисты и непорочны были черты её лица, оттого не расплылась после родов фигура, и нельзя было дать этой девочке её материнского, молодой женщины, настоящего возраста.

Решение, принятое ею, было для неё смертельным; она не продалась бы и самому богу, но с какой-то тупой покорностью вспоминала неохотные рассказы бабушки о войне: мать убила своего ребёнка, потому что не могла накормить, а другая съела, потому что не могла накормиться. Маленькую бабушку и её сестёр с братом прабабка Арлет отдала в детский дом – там всё-таки давали еду; а сама умерла, от голода ли, от отчаянья, от невозможности найти выход?

Лихорадочно одевала Арлет своё лучшее платье – вульгарных у неё не было; красилась торопливо, пытаясь сделать порочным выражение лица; каблуки, кольца, но обручального не оставила дома – надела на цепочку и спрятала на шее, среди густых медовых прядей волос, падавших отчаянно на плечи, спину, грудь...

Она просто залюбовалась этим паучком. Сказать, что он был красивым – не сказать ничего. Слово «красивый» не могло описать всё, что она разглядела в нём: тонко-нитяные длинные ножки поставлены в невероятно изящном изгибе, идеально круглое серебряное тельце было похоже на капельку ртути, которая сверху отливала перламутром, а снизу изумрудно отсвечивала. Прелесть, а не паучок. Просто чудо чудное. Чем больше она в него вглядывалась, тем в большее восхищение приходила. Она даже разглядела едва заметные разве только очень зоркому глазу мохнатые «носочки» на конце ножек. И замысловатый узор на спинке проступал, если внимательно смотреть. И даже имя вдруг откуда-то в голове выплыло – Илюшенька. Это было имя паучка. Откуда? Почему вдруг Илюшенька, а не Эдуард, например, или Иван Иваныч? Но она точно знала – это Илюшенька.

Никогда ей не то, чтобы не нравились разные там пауки, мухи, тараканы, мокрицы и прочая мелкая живность из разряда насекомых – она была к ним в лучшем случае равнодушна, а чаще брезгливо пугалась. А чтобы вот так вот любоваться с нежностью, да ещё называть ласковым именем – это с ней впервые.

Нет, всё же молодцы производители бижутерии. Как шагнули вперёд в своём мастерстве, какие изящные броши научились делать!

Женщина, сидевшая перед нею, на чьей кофточке была приколота брошь в виде паучка, бросила на неё недовольный взгляд – чего, мол, уставилась?..

...Первый утренник, как и первый блин из пословицы, прошёл кое-как. Многие забывали свой текст и на ходу придумывали что-то близкое по смыслу. Людочка подсказывала Неверову его реплики, но за гвалтом публики и под шапкой, закрывающей уши, услышать её было нереально. Приходилось додумывать, импровизировать. Все заметно нервничали, совершали кучу ненужных действий, путались, повторялись. Василия раздражала накладная борода: от неё зверски чесался нос. Но нос и щёки были покрыты розовым гримом, изображающим морозный румянец, и почесаться никак не получалось из опасения размазать по лицу сценическую раскраску. Шапка съезжала на глаза, шуба сковывала движения. Да вдобавок ко всем этим досадным помехам постоянно отключался микрофон. Приходилось орать, а кричащий Дед Мороз – это совсем не хорошо. Не то, что положено. Некоторые дети лезли к родителям на руки и прятали за родными свой страх. «Я так дождусь – и меня разгневанные взрослые линчуют за испуг своих маленьких чад, – сокрушённо думал Василий, изо всех сил пытаясь выглядеть добродушным хозяином праздника. – Повесят меня на праздничной ёлке. Или мешок на голову – и тёмную мне, толпой»… Для полного комплекта неприятных мелочей – от нервов, тёплой шубы и яркого, горячего света софитов Неверов вспотел. Сначала чуть-чуть, потом всё больше и больше. Пот тёк со лба, размывал по пути белую краску на псевдоседых бровях и затекал в глаза. Под конец представления от затёкшего в глаза грима Вася почти ничего толком не видел. Ну и ещё в туалет хотелось просто катастрофически.

То ли из-за испуга, то ли из-за необычности своего положения Василию показалось, что время театрализованного представления пролетело очень быстро. Вот уже и всё, конец, «зажгли» ёлку, аплодисменты, радостные вопли и т.д. Василий быстро побежал за кулисы, обрадованный тем, что всё закончилось. Но нет! За кулисами дожидалась Марина Сергеевна и вытолкнула незадачливого артиста обратно. Оказывается, некоторым детям (что удивительно!) зрелище понравилось! И довольно много таких детишек! И теперь они все ждут снаружи, чтобы сфотографироваться с понравившимися персонажами, посидеть на коленях, поклянчить подарки. А с Деда Мороза течёт пот, он весь в мыле, ему охота в туалет, от нервного напряжения и некстати приболевшего микрофона несчастный «дедушка» еле говорит, и вообще ему за себя стыдно. А тут ещё родители и родственники, те, что посмышлёнее, лезут из-за спины, подсовывают подарки для своих малышей. А тем ребятишкам, близкие которых недостаточно продумали такой вариант, как выпрашивание подарка у Деда Мороза, приходится врать, что он ещё придёт к ним домой и принесёт подарок под ёлку...

«Похоронка» на Василия Петровича Солодухина и сам Васька прибыли домой почти одновременно. Наташка, под тяжестью вопящей дочери, едва успела вытянуть из серого казённого конверта лист бумаги, как грянул дверной звонок. Васька, большой, заплаканный, красный, заграбастал своих девок и стал целовать.

– Папа… – наконец, пискнула Светка, рыжеволосая пичужка лет шести. – Ты меня задушишь…

– Девки мои! – крикнул Васька. – Красавицы!.. Умницы!.. Как я по вам соскучился!.. Наташка!.. Светик!..

– Папка! – завопила дочка. – А что ты мне привёз?! Если куклу, то не надо!.. У меня уже много кукол!..

«Прошу известить гражданку Солодухину Наталью Павловну… – обливаясь слезами начала читать Наташа… – проживающую по адресу: Минская область, Узденский район, деревня Негорелое, что её муж – командир отделения, командир БМД гвардии старший сержант Василий Петрович Солодухин, 1962 года рождения, выполняя боевое задание, верный воинской присяге, проявив стойкость и мужество, погиб в бою 3 сентября 1984 года…»

– Кто погиб?.. – опешил Васька. – Я погиб?!!..

...Глянула мельком на часы и заметалась – успеет ли вернуться? Эх, надо хотя бы попытаться! Купила по пути конверт, и пулей бросилась в ЖЕК. И хоть была не из тех, кто привык повсюду без очереди ломиться – наоборот, сам всех вперёд пропускала, на этот раз стесняться не стала. Пусть думают, что хотят – не для себя ведь старается. А ради себя точно бы наглеть так не стала, – скромность родилась на мгновение раньше самой Софьи.

– Человек умирает, пустите без очереди, – кинулась с порога к начальнику. Народ расступился. Почувствовал – таким не шутят, а их прописки и выписки могут и подождать.

– Вы Пантелея Степановича знаете? – сквозь туман сигаретного дыма пристально посмотрела в глаза начальнику ЖЕКа.

– Кто ж его не знает?! Достал уже, старый пень, – беззлобно облокотился на стол хозяин прокуренного дешёвыми сигаретами кабинета.

– Вы письмо его получали? – Софья чуть ли не за грудки схватила растёкшегося маслом по креслу чиновника.

– Вон – целая папка от него лежит. А что? – брезгливо оттолкнул он просительницу.

– Козырёк он вас просил починить? – задыхаясь от нервов, уточнила Софья.

– Просил он, – съёрничал хозяин положения. – Таких, как он, у меня тысячи, а денег нет. Пусто!

– Ну, так бы ему и написали, – укоризненно махнула она рукой. – Он ведь ждёт.

– Так на него ж конвертов не напасёшься, – пожал плечами мужчина.

– Совести на вас не напасёшься, – в тон ему процедила Софья. – Дед этим только и жил. Думал, что успеет этот вопрос решить. Не дождался – уже неделю как лежит. Помирать собрался. Говорит, жаль только, не увижу, как козырёк на доме новый установят...

...Плеснул Бородач себе коньяка, опрокинул стакан.

– Не было ничего подобного у нас издревле, Сергей Николаевич. Всё ваш прогресс да наука спутала. А мы, как стадо, за ними вслед и кинулись, предали Небеса. Посему, Бог этому не потворствовал. Наоборот, считалось наказанием. За грех родительский. И коли мамка с тятькой являли своё милосердие к этакому дитя, то это было их делом, их покаянием. Соседи разве из вежливости поддакивали, доброту выказывали. Каждый же в сердце хотел себе нормальное дитя. Потому, из нормального получится и талант, и гений, как говорят, и Бог, и царь, и... дуралей. А из дурачка – только дурак.

Бородач похрустел костяшками пальцев.

– Знаю я, любая мать в душе верит, что уж её-то дитя особенное, и вырастет непременно хороший человек. Даже и гений. На что же, скажи, надеяться матери, коли растит она заведомого кретина? На что надеяться? Ведь в жизни мозги нужны. И цивилизация вся, она ведь мозгах. Я всегда был той мысли, что какие мозги у людей, такая и цивилизация. А Дауну мозги разве исправишь? Поздно пить боржми. Или может, думаешь, Богу досуг возиться с идиотом? Не-ет! Ему подавай существо, которое устыдить можно, к покаянию призвать за грехи плотские! А твой слабоумный разве устыдиться может? Разве понять ему, что грех в нем сидит? Прости, Серёжа, никому дебил не нужен. Ни людям, ни Всевышнему. Церкви хочет сердцá от скверны очищать. А что такого есть скверного у дурачка, если говоришь, что сердцá их от изначально чисты?..

...В былые времена, когда население было недовольно политикой правящих партий, кому доставались голоса протестного голосования? Совершенно верно! Коммунистам. Количество мест, завоёванных ими в Ассамблее после очередных выборов, было чем-то вроде индикатора общественного мнения. Когда присутствие коммунистов в парламенте угрожающе возрастало, социалисты и социал-демократы корректировали свой политический курс в сторону повышения благосостояния народа. Они отчётливо понимали, что нужно срочно что-то предпринимать. Ну, хотя бы выполнить свои предвыборные обещания.

Все последние десятилетия в СМИ велась последовательная и продуманная работа по дискредитации «вредных» коммунистических идей. Усиленно муссировались всплывшие из архивов сведения о бесчеловечных злодеяниях Ленина, Сталина и прочих советских лидеров. Зато о преступлениях Гитлера, Муссолини и их подручных умалчивали или говорили как бы вскользь. Мол, были такие аматоры-ассенизаторы, которые боролись с распространением коммунистической инфекции, однако эти шалопаи слегка перегнули палку. Чересчур много хлорки в дезинфекционный газ «циклон Б» добавили.

А как говорят, вода камень точит. Надо признать, что и сам развал Советского Союза способствовал внушительному падению популярности коммунистических идей. В принципе, коммунизм, если он не проповедуется в радикальной форме, ничем не лучше и не хуже других идеологий. А просуществовал он так недолго только потому, что его отцы-идеологи категорично отвергли веру в Господа Бога. Если разобраться, коммунизм тоже основан на вере, только это вера в то, что Бога не существует. А история недвусмысленно показала, что все идеологические системы, основанные на атеизме, агрессивны, но недолговечны. Особенно на государственном уровне. Эти системы возникают и существуют за счёт фанатиков, слепо верующих в свои, иногда призрачные, идеи. Я уверен, что фанатики – это основная движущая сила истории. Эти люди готовы сложить свои головы, а так же миллионы чужих – для достижения предполагаемого светлого будущего. В конце концов, они или гибнут в борьбе за свою веру, или уничтожают друг друга в борьбе за власть. Им на смену приходят примкнувшие и пристроившиеся приспособленцы, пожинающие плоды трудов павших в бою героев. И если эти примкнувшие не имеют элементарной порядочности или хотя бы примитивной веры в Бога, то своим корыстолюбием, цинизмом и лицемерием они разъедают систему изнутри. От когда-то могучего организма остаётся лишь тонкая скорлупка, которая лопается даже при небольшом внутреннем или внешнем давлении...

...9 ноября до обеда день был свободным, и писатели посвятили его городу и шопингу. А в 16.00 в Большом зале РЦНК началась презентация литературной премии «Поэт», которую вёл главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин. Он назвал всех лауреатов премии, среди которых О. Николаева, Т. Кибиров, Е. Рейн, О. Чухонцев, С. Гандлевский, А. Кушнер, В. Соснора, И. Лиснянская. Сказал о том, что премию финансирует Чубайс, что она присуждается не за конкретную книгу или произведение, а за многолетний плодотворный и общепризнанный литературный труд, поэтому почти все лауреаты немолоды, самым молодым является Тимур Кибиров. Премия имеет весомую материальную составляющую – 50 тысяч американских долларов. Ирина Силецкая попросила Сергея Ивановича рассказать о другой престижной литературной премии – «Русской премии». С. Чупринин рассказал, что этой премией награждаются русскоязычные писатели, живущие за рубежом. Она присуждается за изданные книги в номинациях малая, большая проза и поэзия, а также награждаются люди, организующие литературную жизнь за рубежом. Ирина Силецкая попросила рассказать также и о большом и многолетнем труде С. Чупринина над энциклопедией «Русская литература за рубежом», в которой собраны и описаны все существующие за рубежом литературные союзы, объединения, клубы, альманахи, журналы, газеты, фестивали и поимённо русскоязычные писатели зарубежья, о чём Сергей Иванович и рассказал, а затем передал слово Тимуру Кибирову – лауреату премии «Поэт». Тимур Юрьевич читал свои стихи, а затем ответил на вопросы слушателей, в частности, как ему удаётся писать такие длинные, почти балладные стихи, которые не отпускают внимание слушателя. Он ответил, что так сложилось само собой, особых усилий он к этому не прикладывал, но сейчас старается писать короче. Пообещав завтра провести мастер-класс, наши гости уехали, а на сцену вышла Зоя Пятницкая с презентацией своей новой пьесы «…Поезд, на который всегда опаздывают» по мотивам жизни и творчества Марины Цветаевой, в которой был использован музыкальный клип Ирины Силецкой. В спектакле были задействованы также Людмила Салтыкова, Анжела Константинова и Александр Прокопенко. Пьеса понравилась, в ней прозвучало много стихов Марины Цветаевой. После спектакля прошла конференция, посвященная 120-летию со дня рождения Цветаевой, которую подготовил специально для фестиваля музей Марины Цветаевой в Москве. Прозвучали доклады, предоставленные музеем: «Марина Цветаева и Чехия: роман душ», «Роль семьи Чириковых в судьбе Марины Цветаевой», «Главная радость – писание» (Мотивы и образы раннего творчества в письмах М. Цветаевой к Л. Чириковой-Шнитниковой), «Потому что прочесть скорее, чем выслушать…» (Неизданное письмо Марины Цветаевой 1940 года). Затем прошёл творческий вечер Ольги Глебовой, который начался кадрами из кинофильма «Тихий Дон». Ольга рассказала о своём отце Петре Глебове, который снялся в роли Гришки Мелихова в этом фильме. Затем читали переводы чешской поэзии членов Союза чешских писателей на русский язык. Писатели ушли из РЦНК поздно вечером...

...Конгресс США принял Indecency Act, закон, наказывающий за распространение в Сети всякого рода непристойностей, а точнее говоря, порнографии, но Верховный Суд признал этот закон недопустимым, так как он противоречит первой поправке (First Amendment) к Конституции США, которая гарантирует свободу слова и изображения. Я на стороне этой поправки, хотя очень хорошо отдаю себе отчёт в её небезопасных последствиях: если всё можно, то педофилические действия и изображения не должны запрещаться, но молодым умам они могут нанести значительный вред. Вместе с тем я разделяю мнение американского публициста, который, будучи рассержен назойливой агрессивностью антипорнографистов, написал, что ещё ни один типично порнографический текст или изображение никого не привели к смерти, никого не склонили к убийству, вместе с тем к актам насилия и к преступлениям достаточно определённо склоняет до 90% мирового телевещания. Благодаря телевидению повсеместно известно, каким образом можно похищать людей (лучше всего детей, женщин), связывать их, держать в заключении, использовать к собственной выгоде, бить, истязать, подвергать страшному воздействию огня, мора, воды, ставить им ловушки, демонстрировать в зрелищах; известно, что преступниками и похитителями бывают и судьи, и полицейские, и шерифы, что красивых и с виду невинных девушек можно научить пользоваться оружием, наручниками, пуленепробиваемыми жилетами: все это вместе взятое я также считаю настоящей порнографией, и на неё нет никакого закона и никакой управы...

...28 августа писатели поехали в г. Феодосию. Здесь они сначала посетили музей А. С. Грина, в котором прошли литературные чтения. Музею была подарена книга А. С. Грина на чешском языке, изданная в шестидесятых годах прошлого века в Чехии. Затем писатели побывали в музее древностей. После этого в музее сестёр Цветаевых состоялось торжественное открытие мемориальной доски Марины Цветаевой на доме-музее, принесённой в дар музею московским скульптором Степаном Мокроусовым. Ирина Силецкая в своём интервью рассказала историю работы над мемориальной доской, о том, как она предложила скульптору установить её именно в Феодосии в новом музее. Скульптор Степан Мокроусов в своём интервью пообещал в следующем году принести в дар музею барельеф Анастасии Цветаевой и поработать над макетом памятника сёстрам Цветаевым, который планируется установить около музея. Представители прессы и телевидения освещали это достаточно редкое в Феодосии событие. Затем в Щёлкино, в ДК «Арабат», прошла презентация журнала «Сила Ветра», которую провёл Алексей Мартыненко, главный редактор. После неё состоялся творческий вечер Ольги Глебовой, актрисы, дочери актёра Петра Глебова, снявшегося в фильме «Тихий Дон» в роли Григория Мелехова – «Пётр Петрович Глебов, факты из жизни их семьи, к которой принадлежало и принадлежит много известных людей». Затем последовала музыкально-поэтическая авторская программа заслуженного деятеля культуры Украины Аллы Мигай. Поэтический конкурс на приз зрительских симпатий в номинациях «Поэзия – свободная тематика», «Литературный перевод», «Стихотворение о любви» определил победителей, которые были награждены специальными статуэтками и грамотами...

Мне очень нужны были деньги. Ну просто позарез. Вот так позарез. (Показываю, как: энергично чиркаю ребром ладони по собственному горлу – чик! Хорошо, что ребро не такое острое, как у ножа или кинжала. Слишком уж энергичное «чик» получается. Это потому что деньги нужны очень. Просто позарез.)

Что вдруг случилось? Почему возникла такая острая нужда в купюрах? Вообще-то нужда возникла лет двадцать назад. И все эти годы она, собственно говоря, никуда и не исчезала, иногда притупляясь, иногда обостряясь, как случается с хроническими болячками. В последние дни случилось очередное обострение моей денежной болячки. Да такое, что я прямо волком взвыла: «У-у-у! Хочу-у-у! Де-е-енег!!»

Надоело мне, господа, товарищи, братья и сёстры по разуму, соседи мои по планете! Надоело!

Надоело считать жалкие рублики и копейки в своём потрёпанном житейскими бурями кошельке. Надоело одалживать у коллег и соседей от зарплаты до аванса, от аванса до зарплаты. Надоело носить на работу в дамской сумке супчики и кашки в пол-литровых банках себе на обеды. Надоело штопать-латать единственные колготки. Надоело!

Хочу, как все белые женщины, иметь не одну пару туфель, а хотя бы несколько – разного цвета и фасона, к каждому платью (которое тоже не одно) – собственная пара. И чтобы сумка тоже не одна. И чтобы бюстгальтер... впрочем, про интимное умолчу. Чтобы косметики – полная косметичка в сумке и весь туалетный столик! Чтобы обедать – в заводской столовой. Впрочем, почему в столовой? В кафе. Да что там в кафе – в ресторане! И вообще, зачем мне завод с его унизительной зарплатой?

Короче говоря – не хочу быть простою крестьянкой. Хочу быть вольною царицей!

А почему нет, собственно говоря?

Чем я хуже тех расфуфыренных дамочек, которых катают в своих шикарных иномарках солидные дяди? Я не хуже! Я лучше! И не спорьте со мною, мне виднее.

Итак: я скоропостижно захотела разбогатеть. Причём, немедленно и сразу...

Наверное, это была месть. Самого низкого пошиба: тупая, жалкая, бабская месть.

Лика и сама себя не уважала за поступок, который намеревалась совершить. Но отступать? С чего бы это? «Хорошие девочки не воруют». Разумеется. Но какие резоны оставаться хорошей девочкой?

Уходя с дребезгом из их общей жизни, сворачивая на нехожую тропинку одиночного бытия, человек, на руках которого Лика засыпала последние три года, по своей оплошности забыл кое-что в их прежнем жилище. Пластиковую кредитку.

(«Пин-код лёгкий – мой вес и размер ноги: 6541»).

А что? С Лики и взятки гладки: ту съёмную квартиру она уж неделю как поменяла на однокомнатную, ближе к работе. Когда Ник спохватится – к тому времени концов не найдёшь. А если вдруг – ну, пусть доказывает, что это не он ей подарок сделал. Прощальный. По собственной инициативе.

Хихикнув, Лика поёжилась. Её лихорадило то ли от возбуждения, то ли от промозглой февральской сырости, то ли от всего вместе.

Так что подарить себе от Никиных щедрот? Не решила.

Тяжко, когда нет желаний. По нынешним временам человек без желаний – все равно что личинка в коконе – несуществующее создание...

Вот и настал первый день долгожданного отпуска. С утра до вечера он мучительно думал, где взять сюжет для рассказа. И не просто сюжет, а такой, который захватил бы его с потрохами, тормошил душу, заставлял держать ручку в руках до того момента, пока не будет поставлена последняя точка. Андрей Иванович Жуков по роду своей работы был далёк от литературы, но и назвать его увлечение писательством просто хобби язык не поворачивается. Фактически Жуков был писателем, хотя сам не считал себя таковым в полной мере. Писатель, по его мнению, это тот, кто зарабатывает на жизнь литературным трудом. А он в среднем литературным трудом зарабатывал за месяц долларов сто. Какой он после этого писатель? Ну, издал десяток книг мизерным тиражом на средства спонсоров, которые и продавались-то с трудом. Книги обычно не так легко продаются, как их авторы. Ну, печатали его на каждом углу: от самых паршивых газетёнок до солидных литературных журналов. И лирики, и басен, и пародий, и рассказов, и афоризмов, – всего было в изобилии. Был даже написан и издан роман. А славы не было. Нельзя сказать, чтобы он жаждал её прихода. Он знал, что в волнах славы утонуло немало талантов. Просто хотелось, чтобы его книги имели больше читателей. И, наконец, он намеревался зарабатывать литературным трудом столько, чтобы каждое утро не ходить на работу, а вместо этого садиться за письменный стол и не урывками, как все эти годы, а всерьёз заняться писательством. А сейчас у него нет даже более-менее широкой известности. Как-то в областной газете о его жизни и творчестве проскользнула большая хвалебная статья, сдобренная его фотографией. В литературных кругах его, безусловно, знали, но это не известность. Это так, что называется, знакомы, потому что соседи. Соседи то по журналу, то по газете, то по статейке какого-нибудь Иванова, называющего себя литературным критиком. Всё чаще его тексты стали появляться в Интернете, хотя сам Жуков не пошевелил и пальцем для этого. Андрей Иванович не вступал ни в один союз писателей, хотя и те, и другие настойчиво звали. Правда, когда вышел справочник писателей области, куда попали и «левые», и «правые» писатели, туда включили биографическую справку и о нём...