Архив публикаций за сентябрь 2021

...Кому и зачем понадобилась его непримечательная душа, Зайцев не знал. Но то, что её в нём почти не осталось, когда они притормозили вслед за такси жены, он ощутил явственно. Внутри было пусто, как от голода, и казалось, нет во всём мире ничего, что этот голод, эту пустоту – могло бы насытить. Она шаталась в нём, как безъязыкий колокол в заброшенной часовне...

...Спустя несколько минут на границе Измайловского парка пара сворачивает на тропинку, ведущую к бетонной ротонде общественных туалетов. Женщина платит за своего мужчину тридцать рублей и завязывает разговор с кассиршей, неприятной старушкой в инвалидном кресле.

– Мыть, конечно, нужно с кислотой или «туалетным утёнком». Я двадцать лет читала лекции по химии. Науке известно всё, к чему приходят простые работяги годами.

Мужчина входит в зал с фанерными кабинками, расстёгивает ширинку и встаёт, не закрывая дверцу, над грязным бетонным постаментом с рифлёными выступами для ног.

Струя падает в жерло ржавого саркофага. Когда журчание раньше срока затихает, мужчина опускает взгляд и видит, что из чёрного отверстия показывается...

Я прослушал совершенно замечательную лекцию Михаила Иванова «Протестантизм в искусстве». С прекраснейшим разбором вот этой картины:

С чётким выявлением, чем что выражено...

...Курская битва. Июль – август 1943 года. Что нового можно было сказать об этом «эпизоде» длиною в полтора месяца? О великом, а, пожалуй, величайшем, эпизоде великой войны, который, казалось бы, вдоль и поперёк изучен, рассмотрен, обсчитан, заснят и описан?..

А сказать и написать можно было всё что угодно, лишь бы пожелала этого душа очередного храброго разоблачителя. Правда, храброго почему-то не на том поле боя, а на сегодняшнем словесном. Тема Курской битвы не даёт покоя неуёмным этим гражданам до сих пор. С наступлением эры компьютеров разоблачители и трактователи перенесли свои трактовки и разоблачения с газетных и журнальных страниц в Интернет. Попутешествуйте по нему, запросите у поисковика эту тему – вам сразу вывалится множество текстов, видеороликов и короткометражных фильмов под заголовками вроде «Курская битва: что это было на самом деле»; «Танковое сражение под Прохоровкой, мифы и реальность»; «Кто же победил под Курском: факты и цифры»… И тому подобная завлекательная туфта.

Иногда эту туфту гонят профессионалы, то есть, лица с образованием и должностями, но чаще самодеятельные энтузиасты, историки-любители, питающие надежду своим гробокопательством прославиться на весь мир. Не пытайтесь найти в их «трудах» ссылки на серьёзные документы, на достоверные свидетельства и твёрдо установленные факты. В основном их доказательства туманны, косвенны и отсылают нас к каким-нибудь недоступным простому смертному источникам. Мол, если вам нужно, если вы мне не верите, то найдите сами, откуда я это взял.

Однако есть один источник вроде как конкретный, упоминаемый то там, то здесь, отыскать который при желании было можно. Автор этих строк его отыскал, удостоверился в его реальности и даже приобрёл. Источник этот – книга в твёрдом переплёте под названием «Курская битва. Немецкий взгляд». Подзаголовок – «Операция «Цитадель» в описаниях немецких военачальников». Издательство «Эксмо», 2006 год. Согласитесь, уже интересно…

...Впрочем, Гертруда Ивановна сильно выделялась среди пожилых наседок. Ей хватало злости, чтобы ненавидеть врагов России, и ума, чтобы гонять идейно чуждых в социальных сетях. Охрану любимого президента она почитала призванием и личной высокой миссией. Васенька обеспечивал защитницу всеми необходимыми материалами для перепостов. Гертруда Ивановна с утра до ночи мучилась со слабеньким смартфоном и не раз жаловалась портрету президента: «Вот если бы у меня был компьютер… мы бы тогда их всех..!» И закручивала невидимые гайки энергичной, крепкой от гнева рукой.

– Вот, если бы у меня был компьютер… – вздыхала она на собраниях отряда. – Я бы им всем кузькину мать показала.

Васенька слушал и мрачно молчал.

А теперь мечта сбылась!..

«А вы знаете, что у Льва Толстого более ста томов? Ведь мы и половины не читали, мы его не знаем...». «У Зиновьева полное собрание сочинений выходит – сто томов!». «Собрание сочинений Хайдеггера составляет более ста томов – титан мысли, однако!». «Ноам Чомски сто томов написал – вот это круто...».

Ерунда это всё. Одни не знают, а другие умалчивают – полные собрания сочинений (ПСС) включают в себя все тексты данного автора, то есть и письма, дневники, записки, черновики, счета и вообще всякую дрянь...

Стук раздался как раз в тот момент, когда Уно собирался пригубить своё пиво. Но напугал стук мужчину отнюдь не поэтому. В Уно словно бы пророчески дрогнула какая-то косточка – что-то сейчас будет.

Уно всё же сделал из банки глоток – дешёвка, «Будвайзер», но для таких жарких дней в самый раз – и подошёл к белой дощатой двери. Перед тем, как открыть, он зачем-то оглянулся и посмотрел в глубь дома.

С порога, где лежал коврик с надписью «Welcome» (причём слово было написано с ошибкой – «Welkome», оправдывая почти оторванный ярлычок «Made in Taiwan») был виден почти весь дом. Кухня, вымощенная белой керамической плиткой, на деревянном столе – тарелка из-под яичницы, в жёлтых пятнах от жира, закрытые шкафчики, раковина, этажерка с ящиками. Лестница наверх, к спальням Эшли и Элис и их с Кендрой. Арка в гостиную, где у стены стоит пухлый от набивки диван и два необыкновенно уродливых, но очень уютных кресла. На тумбочке возле телевизора – тонкая коричневая ваза, в которой стоят две сухие камышины, на открытых полках – книги, Стивен Кинг, Джон Апдайк, детективы в мягких обложках, довольно много классики и стопки «литературных месячников» (или, как их называла языкастая Эшли, «литературные месячные»), в которых печатали классные рассказы и аппетитные подборки вроде «Десять книг для дождливых дней». Всё такое мирное, нежится на обжигающем июльском солнце, и только пылинки пляшут в его канареечно-ярких лучах. И тихо, тихо гудит морозильник у стены. Да, бывают дома и посолиднее, но Уно нравился этот.

– Кто там? – спросил он наконец тихо и неохотно.

– Свои! – громко и весело отозвался незнакомый голос...

Николай стоял на подоконнике распахнутого настежь окна. С 22-го этажа люди казались ему маленькими приплюснутыми тараканчиками, а машины – большими майскими жуками. Ветер нырял под его рубашку, щекотал вспотевшую от внезапного страха спину и наполнял прохладой лёгкие. Сколько вдохов осталось ему на этой земле? Два, три, четыре? Нужно сделать шаг. Он представил себе, как его тело камнем падает на асфальт и испугался того, что он будет чувствовать в последние секунды перед ударом. Всё-таки страшно. Ещё вдохнуть... ещё разок...

Впечатлён я словами мультипликатора Юрия Норштейна:

«Самое трудное в живописи – отказаться от выученного знания и вновь открыть в себе «неумение»… Будто и не было никаких правил, а краски на палитре праздник, который можно превратить в клоунаду, а гармония – она сейчас сложилась из цвета, как у ребенка – буквы из кубиков. Вот что для меня живопись Екатерины Григорьевой».

Его «Шинель» такая пронзительная, а главное, в ней столько следов подсознательного идеала (через столкновение: 1) суперограниченности Акакаия Акакиевича {темнота вокруг фигуры, поза съёжившегося, мизерность источника тепла – чашки чая и т. д.} с: 2) представлением того, что блаженное вдали (завтрашней работы {набросочность пюпитров, бумаги в светлом пятне сознания}, – через это столкновение – гимн самоограничению)… Что для меня Норштейн стал глубоко уважаемым авторитетом по части художественности.

И я вынужден не пройти мимо живописи Григорьевой...

...Однажды для продавцов и лавочников кое-что изменилось. В этот раз человечек появился в нижнем конце рынка с собакой. Животное, как и он, было худым – кости да кожа. Одним словом, голодное, как он, даже будто бы хмельное, как он, при ходьбе качающийся то влево, то вправо. Когда люди увидели это, сразу обрадовались появлению новой забавы, занятия. Теперь, кроме человечка, начали издеваться и над его собакой, что, привязанная за шею простой верёвкой, следовала за хозяином, зажав хвост между бёдрами, и дрожала, словно была не в состоянии стоять на ногах – куда уж до приличной ходьбы, чтобы следовать за человечком. Любой, увидевший её, думал: вот-вот кости должны осыпаться и рассеяться по земле, где она прошла, если бы не шерсть – до того она была несчастной, а само её существование – почти невероятным...