Сто лет назад… нет, не сто, побольше… Дайте сосчитаю… Ага, сто восемь лет назад.

Значит так, сто восемь лет назад произошло в Петрограде страшное. На одной из улиц был замечен экстремист и террорист, выходец из стран Глобального Юга, проходивший боевую подготовку в одном из военных лагерей в Турции и, скорее всего, германский шпион (но это не точно). Бдительная петроградская публика сделала попытку задержать опасную личность, однако личность оказала отпор. В ходе задержания был съеден барбос (1 штука, вместе с ошейником) и городовой (1 штука, вместе с сапогами и шашкою). Ужасная паника охватила пассажиров трамвая, на котором террорист собирался добраться до государственной границы. Казалось, всё пропало...

...Алиса обернулась и увидела Горлову, которая обошла сгрудившихся возле гроба близких и встала вплотную к нему. Она неотрывно смотрела на покойницу. Матвеев оборвал свою речь на полуслове, и тогда Горлова тихо, но внятно произнесла.

– Окончен ваш путь, госпожа Шатилова, теперь вы ответите за всё перед высшим судом. Земля вам бетоном.

Поднялся шум, все переспрашивали, что именно сказала Горлова. Алиса видела, как перекосилось лицо Серёжи, но он стоял на месте, ничего не предпринимая. Горлова круто развернулась, её пропустили к дорожке, ведущей к выходу из кладбища. Она шагала с гордо выпрямленной спиной, увязая каблуками во влажной земле. Все смотрели ей вслед, и даже Алиса. Горлова прошла между двумя высокими тополями и села на скамейку возле могилы мужа.

– Я думала, она в гроб плюнет, – услышала Алиса шёпот болтливой старушки...

...И Сергей Иванович, когда поселился у него, заметил: старик ворчит-ворчит, всё не так ему, а глаза радуются. Видать, всё же надоело одному-то в пустой избе. А то, что брюзжит, так возраст такой – ворчливый, можно сказать. Всё истории рассказывает. Заслушаешься. Много знает. Откуда, даже непонятно. И вот сейчас, зацепился за облака. Утверждает, что они живые. Значит, опять начнёт рассказывать историю. Интересно его слушать. Кажется, небылицы плетёт, а в то же время, правдиво. Вот и задумываешься над его словами. А вдруг не обманывает?

После ужина Сергей Иванович со стариком пили чай с печеньем и простыми карамельками. Долго пили. Старик любил из блюдца чаи гонять. Чуточку плеснёт. Покатает во рту карамельку, подует на горячий чай и шумно отхлёбывает. Швыркаю, как он говорил. Так и швыркали с ним, пока крупные капли пота не потекли. Наконец дед Гриша поднялся. Серым застиранным полотенчиком вытер вспотевшее лицо и принялся убирать со стола. Сергея отправил во двор, чтобы не путался под ногами.

Сергей Иванович вышел на улицу и присел на ступеньку, тоже утираясь полотенцем. Так было всегда, когда они пили чай. Словно старались друг друга перегнать, кто больше выпьет. И всегда старик побеждал. А потом посмеивался над постояльцем, мол, слабый народишко пошёл, даже чай пить не научились. И хекает сидит, а по глазам видно – доволен.

Повесив полотенчик на перила, Сергей Иванович привычно принялся осматривать окрестности, останавливая взгляд на каких-либо мелочах, и снова смотрел, стараясь всё запомнить...

...Эльвира. Конечно. Теперь тебе, может быть, понятна моя незамедлительная расположенность к тебе. Таких глубоких мужчин почти нет.

Михаил. Это я – глубокий? (Усмехнулся). Вот почему не могу найти хорошую работу.

Эльвира. Видишь ли, я наблюдаю у нашего народа редкий дар: искусство не замечать. Не замечать, что едят всякую дрянь, не замечать хамство, унижения со стороны чиновников, начальства и так далее. А у тебя это качество недоразвито. Ты неудобен работодателю.

Михаил. Но я же нигде не выпендрючиваюсь: делаю, что скажут.

Эльвира. Но личность не скроешь, а это напрягает тщеславие вышестоящих. Собака никогда не нападёт на чужого щенка, если чует породу. Порода, они её чуют.

Михаил. И что с этим делать? Упражняться в убогости?

Эльвира. Искать. Мало, но есть и достойные уважения, которым тоже не хватает рядом с собой достойных. В этом уровень нашей жизни. То есть в количестве достойных. В этом и только в этом.

И поверь: какая это прелесть – просто понимающий человек. Редкость...

Сергея я нашёл пасмурным будним утром. Сразу почувствовал: что-то не то. К кисловатому амбре алкоголя, немытого тела и рвоты примешивался новый сладковатый запах. Как позже понял, запах смерти. Сосед по комнате лежал странно: голова и грудь на матрасе, а ноги на полу, как будто он хотел сползти с кровати, но не хватило сил. Между небом и землёй, звучит так романтично, а между кроватью и полом – не очень.

Я тронул его за плечо. Он не пошевелился. Взял за руку – холодная… слишком холодная. Потрогал пульс. Сильно прижал щепоть пальцев к его запястью. Ничего. Начал вспоминать, что ещё делают в таких случаях, как проверить, жив человек или нет. Мысли путались. О, зеркало. А где взять? Принёс из ванны, снял с ржавого гвоздя. Большое, со встроенным ящиком, еле отцепил, ещё и проволокой подмотано. Повернул Серёгину голову, зарывшуюся в одеяло, в сторону, поднёс зеркало к губам. Нет. Ничего. Зеркало было в крапинку от брызг пасты и мыла. Я тыкал ему в лицо это проклятое зеркало, но оно так и осталось – грязное, не затуманенное.

– Сергей, хватит! Не смешно! Вставай! – я тормошил его так, что кровать издавала скрипящие звуки, словно просила о пощаде. Я испугался, что оторву ему руку. Позвонил в скорую...

...Мы лежали в холодной кровати, пытаясь согреться друг о друга после сегодняшнего приключения. Каждый в своем смартфоне, мы проверяли, не произошло ли в мире снова чего-то непоправимого. Глаза резало от усталости, голова разболелась из-за пива, но прежде чем погасить свет, мне нужно было кое-что найти, нужно было сформулировать запрос в поисковой строке, чтобы не забыть подробно почитать всё завтра. Ок, гугл, 3,5 млн результатов. Впечатляет...

...– Итак, друзья мои, – произнёс Николай деловым тоном, – вам Вячеслав уже рассказал о моей новой должности? Крутая перемена, не правда ли? Сознаюсь, не сразу решился. Мы со Славкой в партию в Афгане вступили. В самый разгар боёв. Вячеслав – мой боевой друг, значит, его друзья – мои друзья. Поэтому буду с вами откровенен, как ни в какой другой компании. Настали трудные времена, но будет ещё трудней. Нет, нет, партия не погибла, партия бессмертна. Придёт время, появится лидер, и партия воскреснет, я уверен. Но сейчас партийные кадры перетекают в другие структуры. В банки, корпорации, госструктуры. Туда, где можно делать деньги, делать быстро и эффективно, не наши деревянные, а зелёные, только они и ценятся. И когда у меня созрел план, как действовать в этом направлении, и я понял, что план реален, я принял решение, задействовал свои связи, и вот я здесь, на новой должности.

Чем хорош наш НИИ? Наука? Да, самая передовая. Но кто сегодня вкладывает в науку? Когда придёт прибыль? Нет, ценность нашего НИИ не в науке. Ценность – в территории. Большая территория, ограждённая, на окраине Москвы. Рядом Минское шоссе, кольцевая. Будем работать по импорту. На территории НИИ создадим Склад временного хранения с таможенной службой. Сейчас их остро не хватает. Часть товаров пойдёт дальше энд-юзерам, часть останется в нашем распоряжении, фирма «Светоч» займётся их реализацией.

– Так НИИ совсем ликвидируют? – спросил Вячеслав.

– Нет, пока об этом речь не идёт. Только строение-5. На его основе создадим склад и таможенную службу.

– О боже, – воскликнул я, – а как же детище академика Пеликова, будущее нашей энергетики?

– Работы в этом направлении признаны нецелесообразными. У меня заключение Академии наук. Ваш Генеральный тоже подписал. Экспериментальная установка подлежит ликвидации. Так и сказано.

– Так ведь весь корпус буквально забит оборудованием. С ним как быть? – Я не мог прийти в себя.

– Этим и займёмся в первую очередь. Предварительная оценка уже проведена. Чермет, цветной металлолом, медь, бронза, никель, редкоземы, драгметаллы можно реализовать на сумму 500 тыс. долларов. Покупатели из Эстонии завтра прибудут. Подпишем контракт, а дальше – работа. Газорезка и взвешивание. Всё оприходуется и оплачивается. Они ушлые ребята, нужен будет глаз да глаз. Так что людей потребуется много. Платить они будут «Светочу», а «Светоч» – НИИ. Так что часть выручки, и не малая, осядет у нас.

Друзья, где мы будем через пару лет? В стане победителей или в стане нищебродов? Вот этот вопрос и решается именно сейчас. Решается жёстко и круто, без сантиментов.

Да, кстати. Агитпункты закрываются, так что поезжайте и заберите компьютер, сейф, всё, что считаете нужным. На днях помещение опечатают. И стелу снимите, она ещё нам пригодится. Только название будет другое – «ООО Светоч»...

...– Послушайте, ну не о чем тут спорить! – перебил его дед с седым начёсом. – Уже по выбору произведения всё ясно. Шолохов – это не литература. Шолохов – это пропаганда! С такими предпочтениями определяться нужно совсем в другой вуз… Едут к нам из этих регионов, у них же ни одной нормальной темы нет!

– Аркадий Владиленович, не стоит так горячиться. – Председатель повысил голос, пытаясь охладить тон дискуссии. – Вы же знаете не хуже меня, что есть квоты… Нельзя так категорично отмахиваться от девушки.

– Ты мне, Петя, про квоты не рассказывай! – зарумянился в скакнувшем давлении дед, и челюсть у него задрожала от гнева – Я сам тебя тридцать лет назад принимал! Я цену регионалам этим знаю, сил на них не хватает. Они ж из нас все соки высосут. Наприсоединяли. И все-то, выходит, там гениями оказываются, самородками!

– Вот-вот, – завёлся вдруг и блондин-хореограф. – Почему мы вообще должны оценивать происхождение, как на собачьей ярмарке… Ой! На выставке, то есть… Я третью постановку в том сезоне делал за патриотику. От меня уже двести френдов на Facebook* отписались, и все иностранцы почти! Скеллер отписалась, и Джаркуш отписался вместе с мужем. Один Фурджато держится. Гастроли поотменяли, полтруппы уехало, а теперь ещё всех вот такими вот девахами заменять? Да как работать-то прикажете?!..

* Соцсеть Facebook запрещена в России, принадлежит корпорации Meta, признанной в РФ экстремистской организацией.

Ада любила смотреть в окно. Пусть в нём был виден лишь кусочек асфальта, зелёные пятна деревьев вдалеке и, конечно, ноги. Лаковые туфли и нефорские ботинки на тяжёлой подошве, вычурные босоножки и начищенные туфли клерков. Её дочь, Ида, окно не очень любила – только когда на улице было солнечно, и свет, проходящий через клетчатую зелёную занавеску, бросал в их убогую квартирку изумрудные блики.

Хотя кому Ада врёт, бесило её это окно. Ей просто нравилось рассказывать полуслепой дочери, что там происходит...