Архив публикаций за апрель 2022

На сегодняшний день в издательстве «Эксмо» у популярной петербуржской писательницы вышло уже 37 романов.

...Должно ли литературное произведение давать ответы на поднятые им вопросы?

Думаю, да. Литературное произведение предлагает способ решения какой-либо насущной проблемы человека. Например, тема супружеской неверности, это и «Анна Каренина», и «Гроза», и «Три мушкетёра», и много других прекрасных произведений. Каждое предлагает свой вариант, потому что, к сожалению, жизнь многообразна, и в ней не так много однозначных ответов и единственно верных решений.

Не будет ли предложенный вариант ответа воспринят читателем как морализаторство?

Вообще морализаторство губительно для хорошей литературы, и я стараюсь его избегать. Во всяком случае, не навязываю никому свою точку зрения.

Кто из отечественных классиков является для вас авторитетом и почему?

Боюсь показаться скучной и неоригинальной, но я очень люблю А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя. Глубокое понимание человеческой природы сочетается у них с любовью.

Для вас существует принципиальное различие между отечественной и зарубежной классикой? Если да, то в чём оно заключается?

Моё чисто субъективное мнение, что в зарубежной классике больше внимания уделяется личному успеху, а в отечественной – духовному росту...

Беседу ведёт Артём Аргунов.

...«Полгода убивал меня долг за коммуналку, наконец рассчиталась...»

Не так уж и гладко у неё, хотя до этого признания складывалось впечатление о том, что живёт она «почти лакшери», почти в роскоши и без забот. Наверное, так хотелось выглядеть в глазах фейсбучных друзей. Но быть не собой очень трудно. Почти так же, как просидеть «шесть часов не отрываясь от монитора». И всё-таки, «работа – спасение от всяких грустных мыслей».

Что правда, то правда. Мы не всегда отдаём себе отчёт, но именно работа, если она к тому же любимая, лечит, возвращает силы и заряжает целесообразностью бытия. А жить только сегодняшним днём, не заморачиваясь, не планируя, не видя своего будущего – это не награда, это наказание.

Мне кажется, Мартышка если не осознала, то интуитивно почувствовала, что её «труднопреодолимая усталость от жизни» – это всего лишь отсутствие смысла существования. Увы, но она не осознаёт себя матерью, хотя есть сын; не является женой, что-то не срослось с отцом сына; работа есть, но она не греет, она не фанат-трудоголик. Бары, тусовки, селфи, скорее печальная, чем весёлая, отдушина, тоже надоедают, тут все такие, все о чём-то своём... Не читатели – писатели...

У родителей впереди маячил коммунизм, в который они не верили, но всё-таки что-то там впереди брезжило, интриговало, и всё самое лучшее должно было быть завтра, и это вселяло оптимизм, стимулировало. А если «живи сегодня и ни о чём не думай», а это сегодня – однообразно и осточертело... Тогда чем жить?..

I место в конкурсе журнала «Самиздат» «Нереальная новелла» за 2022 год

...Возле кассы не было ни одного покупателя. Очень хорошо – свидетели не нужны. Скучающая продавщица в отутюженной форме безразлично взглянула на Тасю. Взяла зайца, отсканировала штрих-код и назвала цену.

– Если откроете карту постоянного покупателя, то получите десять процентов скидки, – равнодушно произнесла продавщица.

«Как-нибудь в другой раз», – подумала Тася, протягивая красный пластик с силуэтом самого большого в стране вантового моста и надписью «Карта учащегося». Продавщица тупо уставилась на проездной, затем перевела взгляд на девушку. Повертела карточку в руках, словно пытаясь что-то вспомнить, затем пробила в кассу нужную сумму и отдала карточку вместе с чеком и словами: «Спасибо за покупку. Хорошего дня».

«Могла бы и завернуть», – пробурчала Тася и вместе с зайцем под мышкой отправилась на выход. В дверях магазина стояли два полицейских и о чём-то переговаривались. Чёрт, неужели, просекли? Вряд ли, просто чувство было какое-то нехорошее, словно за ней следили. Сквозь стекло Тася увидела, как Ксюха и Стас, видимо, тоже заметив стражей порядка, спешно удаляются в направлении автобусной остановки. Тася растерялась… С властями у неё никогда проблем не возникало, не хотелось бы так по-глупому вляпаться...

II место в конкурсе журнала «Самиздат» «Нереальная новелла» за 2022 год

Ветер что-то шепчет, лезет под куртку холодными руками, бьёт злым снегом по глазам. И смех за спиной, кто-то кружит вокруг, в сумерках. Оглядываюсь – только еловые ветки машут, грозят мне.

Это уже от голода и усталости, ерунда начинает мерещиться. Только бы дорогу найти, или просеку, да хоть тропинку. Выбраться из этого леса, больше уж никогда на охоту не пойду.

Снимаю с плеча ружьё и нажимаю на курок. Выстрел бьёт по ушам, отдача в руку. Звук вязнет в снегу и деревьях. В такую метель всё одно без толку стрелять – никто не услышит, кроме испуганных белок. Скорее, для самоуспокоения. Глупо ведь как всё сложилось. Попёрся один, провалился в какой-то подвал и головой приложился. Сколько без сознания-то пролежал? Телефон разрядился в ноль, значит, порядочно. Назад уж и следов не видно, всё замело-закружило. Скорее всего, по кругу хожу. Да разве в потёмках поймёшь, проходил тут или нет? До рассвета дотянуть бы, днём как-то оно веселее. Только спать нельзя, заснёшь и всё. Глупо, глупо, глупо...

Что-то мелькнуло, или показалось? Точно, мерцает огонёк!..

III место в конкурсе журнала «Самиздат» «Нереальная новелла» за 2022 год

...Над деревней появился легкокрылый самолётик и стал кружить над домом. Фёдор, приложив ладонь ко лбу, вглядывался. Беспилотник? Нет, когда аппарат снизился, разглядел в тесной кабинке за штурвалом маленькое мохнатое существо. Должно быть, приступили к своей программе. Таки меняют людей на животных...

III место в конкурсе журнала «Самиздат» «Нереальная новелла» за 2022 год

...– Дома-квартиры продаём! Приезжим недорого! – зазывно долетает до Ивченко сквозь собственное чавканье. – Дома в рост, квартиры на вырост!

«Риелторы, – лениво думает Ивченко, хороня в приободрившемся желудке останки недотёпы-пирожка. – Или эти, как его… застройщики. С процентами продают, вот тебе и в рост. Такие цены, что хоть всю жизнь плати – не рассчитаешься… Стоп, а что они делают на рынке? Дом – это ж тебе не пирог с семечками, его с прилавка не купишь».

Ивченко идёт, чавкая ботинками в рыночной грязи, и, шустро перебирая колёсами, сумка-помидор катит вслед за ним, подгнивая по бокам чёрными пятнами брызг. Там-та-дам. Они останавливаются напротив древней, корявой старушки в пуховом платке, намотанном по самые брови.

– Дома-квартиры! – бормочет старушка, сверкая на солнце золотым зубом. – А вот кому своё жильё недорого!

Ивченко давится смехом.

– Почём домики? – прокашлявшись, осведомляется он. – Пряничные, картонные… из какого дерьма и палок вы их там делаете?

Старушка молча шлёпает на прилавок рекламный буклет. На нём, отпечатавшись жёлтой типографскою краской, сияет летнее солнце, и, под пронзительно-синим небом, крышами утыкаясь в кроны деревьев, по бесконечно просторному полю произрастают красивые двухэтажные домики. «ООО «Дом в рост» – арочно загибается надпись над ними, выстреливая под конец – адресом и телефоном. Ш-шр, шур-рх.

– Вот и пошел бы ты туда, милок, сам всё разведал, – пожимает плечами старушка, пряча буклет откуда взяла – под прилавок. – Я только рек-лам-ный рас-про-стра-нитель, – вычитывает она по складам. – А что они там с домами мудрят – я не знаю. Мне денег дали – я и сижу… Дома-квартиры! Приезжим недорого!

– Давай сюда адрес, бабушка, я пойду, – подстёгнутый весеннею разудалицей, решается Ивченко. – Я, знаешь ли, приезжий… и без жилья. Мне домик нужен, из какого бы дерьма его там ни сделали. Главное, чтобы диван был. И крыша над головою...

...Неприятность в самом деле была значительной: в углу комнаты, рядом со столом, сервированным изящным фарфоровым сервизом, скрытый длинной обеденной скатертью, уставившись выпученными глазами в потолок, лежал немолодой мужчина, одетый в тёмный сюртук из дорогой ткани, светлые брюки, белую рубашку. Изменившиеся черты красивого лица, признаки окоченения неопровержимо показывали, что последний жизненный рубеж им уже пройден.

– Ну и… Кто там?

Полисмен кивнул в сторону трупа. Он понимал, что надо подойти осмотреть тело, но не мог себя пересилить: должность констебля молодой человек получил пару месяцев назад, а мертвецов боялся с детства.

– Мистер Борис Жданков, – всхлипнула мисс Блез.

– Сотрудник российского посольства, – уточнил журналист.

– Джентльмен, который принёс письмо и очень нервничал, – добавила госпожа Благаткина...

...Ну как я смел видеть человеконенавистничество, когда такая яркость и цветность у Гончаровой?

Тем не менее, какая-то неведомая сила заставила автора сайта, на котором я рассматривал картину поместить все уменьшенные репродукции, как и сама Гончарова своего павлина, в черноту. Сколько оптимизма ни излил автор сайта насчёт того, что символизирует павлин у разных народов ("триумф дочерей императора", "душ[у], которая из принципов единства черпала свою силу", "вер[у] в бессмертие и воскресение", "всеведение", "красоту мира", "акт творения"), – будто мыслимо, чтоб Гончарова занялась такой литературщиной и библиоизысками, – как он ни намекал на "выделяясь" как причину появления в этой картине "тёмного фона"… Я вправе предполагать другую причину: видение Гончаровой чёрного солнца, раз то попало в название картины.

Я видел чёрное солнце.

От ревности. У меня была любовь с одной. Несчастная. Из-за неё и из-за себя. Себя я считал не нагулявшимся, почему не хотел жениться, и страдал от своей подлости. А она мне иногда внушала подозрение, что она шлюха, и я не смел это проверить, так как само подозрение уже есть оскорбление любви. И вот раз я удрал с работы. А она тоже недалеко работала. И пошёл проследить, как она проведёт обеденный перерыв. И она вышла с парнем, и пошли они в ресторан, что напротив. И я увидел чёрное солнце...

Я люблю лихо закрученные сюжеты – когда автор ведёт тебя умелой невидимой рукой по своему тексту, не давая опомниться. Ценю художественную литературу, проясняющую прежде непонятное. И ещё мне очень нравится тонко дозированная недосказанность, когда ты идёшь по кромке авторской концепции, балансируя между его намёками и своим воображением, включаясь в игру, ведь это так увлекательно. Ну а уж если после книги ощущается устойчивое послевкусие, что-то вроде свежего впечатления от путешествия, то совсем хорошо – это как продышаться хвойным ароматом в сосновом бору после затхлого однообразия городской суеты. Только что я закрыл последнюю страницу романа Марии Чинихиной «Люди, которых нет» и ощутил эту лесную свежесть. И мне сразу же захотелось разобраться, как это было сделано автором – со мною, с читателем. Ведь было же? Было. А вот как…

...В 1791 г. 22-летний лейтенант Наполеон Бонапарт попросился в российскую армию, в российское подданство. Ему отказали по двум причинам – во-первых, из-за «республиканского» (то бишь якобинского, революционного) прошлого, во-вторых, лейтенант предлагал принять его в армию в чине майора (он уже тогда знал себе цену).

Всё ясно. Ход мысли Наполеона можно понять. Сперва скажем о фактах, потом – о ходе его мысли. Корсиканский патриотизм, «малая родина» – это Наполеона никогда не интересовало. Более того, не было в нём и итальянского патриотизма вообще. (Итальянцев, своих соотечественников, он всегда называл жуликами и лентяями.)

Есть такое словосочетание в русском языке: «наполеоновские планы». Планы у Наполеона, с ранней юности, были наполеоновские. Нужна мощная держава, во-вторых, такая страна, где не будет проблем с языком. Там он сможет раскрыться в полную мощь. Он владеет итальянским, французским и латинским. Италия исключается – она раздроблена на десятки малых государств, это провинция. Французский язык может помочь в Германии, но последняя раздроблена даже не на десятки, а на сотни микроскопических государств. Это ещё более глубокая провинция.

Остаётся два варианта – Россия и Франция...

Когда Катя пришла на площадь, вокруг которой уже стояло оцепление из хорошо экипированных бойцов, часы на башне Кремля отмерили три часа, а с пепельно-серого неба падал снег, набивался в капюшоны, скрипел под ногами и просто мешал видеть выступающих. Катя была студенткой медицинского вуза, второкурсницей, и отнюдь не единственная из своей группы имела белоленточные взгляды. Хотя какое дело ей, обычной девушке, до всех этих политических штампов и клише! Просто ей хотелось посмотреть, кто те враги народа, которые ходят на митинги. Может, это и не враги вовсе, а обычные люди, желающие быть услышанными. Особенно Кате не понравилась настойчивая просьба декана непременно голосовать за «Единую Россию» на предстоящих выборах. Ведь она прекрасно видела, что дела в стране отнюдь не становятся лучше, а наоборот, ухудшаются год от года. И сколько бы ни кричали осанну правящей партии, у многих людей сразу приходит ответ на извечный русский вопрос «кто виноват». А вот с ответом на второй, «что делать», куда сложнее.

Впрочем, то высокие материи! Кате просто хотелось показать, прежде всего, самой себе, что она не боится, что не отнять у человека право быть самим собой и поступать так, как он считает правильным.

Выступающих было двое...

...И всё-таки я, кажется, придумал. И только он ко мне пришёл, спросил, не дожидаясь предложенья выпить и сам не предлагая:

– Иван, ты знаешь, отчего тебя не публикуют?

– Ну, почему? – я, сволочь, знал, что спросит он об этом.

– Ты пишешь так, как будто видишь всё со стороны. А надо, словно изнутри. Не понимаешь?

– Нет, – ответил честно он.

– Ну, вот смотри. Скажи, к примеру, где жить хотел бы ты, имея такую возможность.

Он думал две секунды. И поразил ответом:

– На острове. Необитаемом. Но чтобы там для жизни было всё. А не было никого. Понимаешь, ни единой человеческой души живой.

– Кажется, понимаю, – ответил я.

– Ну вот, а дальше, – продолжил я, – представь себе свой остров. Так живо, как только можешь. Какие там деревья. Трава какая. И океан, песок прибрежный омывая, сопит и дышит, как зверь во сне ручной. И по ночам луна ласкается к волнам. И никого кругом.

Он понял, кажется. Вприпрыжку побежал домой. Через неделю встретил я его. Как будто не в себе он пребывал. Не пьяный, не с похмелья. Глаза счастливые, улыбка в пол-лица. Меня увидев, подошёл:

– Ты знаешь, там прекрасно, – сказал, – всё так, как ты говорил.

Ещё через неделю ко мне пришли менты. Позвали понятым. Сказали, что прокурор пропал. Исчез бесследно. Никто его не видел целую неделю. Никто не видел, чтоб он куда-то уезжал.

– Он вам ничего не говорил? – меня спросили. – Вы будто с ним дружили?

– Мы вместе просто выпивали иногда, – ответил, и в комнате его на письменном столе тетрадный клетчатый листок заметил. Я подошёл к столу. По диагонали на листке всего три слова: «я не вернусь». Я знал, что это для меня. Но им, конечно, не сказал...

...Хрена с два завтра утром на рыбалку отпустят. И без того редко отпускают. Вы, городские, малахольные, говорят, в самые омуты лезете, куда и скотина не полезет. Утонете, и что потом?

А на этот вопрос так просто не ответишь.

Кто ж знает – что потом? Баба верит, что потом то ли ангелы на облаках, то ли черти в заднице. Отец говорит, что в мире всё по материализму устроено, и после смерти есть только ничего, но такое ничего, что даже вообще ничего и потому на хрен надо. Мать молчит, вслух о подобных материях рассуждать не спешит, но видно, что в заботах и нежности общий смысл бытия усматривает (то же самое ничего, но только когда постели убраны, школьные костюмы выглажены, дети накормлены и все вазоны политы). Деду жизнь другая вовсе не нужна, он и в этой по самую бороду увяз. Хотя и он временами о смерти думает. А может, даже и часто. Часто ведь прямо так и говорит: вот сдохну, тогда делайте как хотите, а пока живой – по-моему будет, и точка!..

...24 февраля 2022 года весь мир, хорошенько разбежавшись, оттолкнулся от края пропасти и начал затяжной прыжок на скалистый уступ противоположного берега, полускрытого в тумане. Для истории этот прыжок продлится мгновение; для нас, живущих внутри этого мгновения, – годы. Допрыгнем ли? Куда приземлимся? Уцелеют ли наши ноги-руки-головы? Бог весть…

Но ясно одно: здесь нет ничего случайного. Этот миг мы приближали каждым своим действием, мыслью, вдохом. Бесчисленные маленькие поступки слились в одно большое событие. Иначе и быть не могло. И вот мы в полёте – навстречу неведомым смыслам – со всем багажом пережитого, усвоенного и понятого.

Вот почему прямо с этого момента всё, что написано, сказано, сделано, обрело иное значение: изменился контекст. Теперь то, что пишется, говорится и делается, воспринимается с оглядкой на ситуацию, с учётом того, что мы находимся в прыжке в неизвестность.

Поэтому книга, написанная за год и изданная всего за месяц до этого прыжка, воспринимается как маркер того состояния, в котором мы пришли к этому судьбоносному моменту. Да, именно так. Повесть Дины Измайловой «Всё, что над землёй – небо» рассказывает о том, какими мы встретили это событие. И позволяет задуматься, почему оно казалось нам неожиданным, но оказалось закономерным...

Не натянул ли я всё-таки на Машкова пробуддизм?

В натужной заметке Есауловой, вслед за «плоть торжествует» искусствоведческого генерала Сарабьянова, среди восклицаний и именования картин «съедобными», прорвалось одно честное признание:

«"Фрукты на блюде", написанные в период разработки художником плоской живописи… Этот натюрморт – начало Машкова в жанре…».

То есть, понимаете, это начало пути к подсознательному идеалу бесчувствия**. Начало! Он пока даже не все фрукты сделал плоскими. Только левое яблоко и апельсин в центре, ну и более-менее все сливы. Для того же – обесчувствливания, так сказать – и расположение (в виде организованного геометрического построения): чтоб не хотелось взять и съесть и тем нарушить симметрию. Так хозяйка не подаёт фрукты гостям...

...Храбрая моя Роза сумела соблюсти политес, правдоподобно изобразив радость по поводу того, что гость остаётся на ночь. Впрочем, это было отчасти понятно – не ей сидеть рядом с ним, не ей смотреть в его равнодушное лицо, не ей выдумывать вопросы, на которые он будет отвечать односложное, и которые нельзя не задавать, ибо невыносимо в тишине с таким человеком. Однако выбора у меня не оставалось, и после ужина мы с ним устроились в моём кабинете. Дабы слегка смягчить пытку, я включил проигрыватель и достал бутылку коньяку. У меня было много пластинок и другие напитки, но я не стал задавать ему никаких вопросов – прекрасно понимал, что ответом будет рассеянное: «Что угодно».

Крепкое спиртное, выпитое почти без закуски, слегка затуманило мне голову и облегчило душу. В итоге ситуация вскоре начала казаться мне почти забавной – вокруг бушует ураган жизни, качая людей-деревья, а среди него, словно скала, стоит господин Тимофей Миросин! И мне такого развлекать! Тут же я сообразил, что совсем необязательно задавать ему какие-либо вопросы, можно просто болтать самому. Ему же всё равно!

И я принялся рассказывать ему о том, как мы делали ремонт. Расчёт мой был таков, что история это длинная, и её должно хватить часов до девяти. А там начнутся приготовления ко сну, жена начнёт стелить ему постель на диване, я – искать пижаму, и в этой суете я забудусь. А к утру он уедет, и мы, скорее всего, никогда уже не встретимся.

Занятый одновременно своими мыслями и рассказом о том, как выстилался пол, я не заметил, что он что-то говорит.

– ...странной...

– А? – я ухмыльнулся, перед моими глазами плавал оранжевый коньячный туман. – Вы что-то сказали?

– Я сказал, что моя манера поведения, видимо, показалась вам странной. Прочие люди не обращали на неё особого внимания, – может, потому, что я не проводил с ними много времени, – а вот вы явно обратили. И если вам любопытно, я мог бы пояснить, что к чему. Это я могу сделать.

Коньячного тумана как не бывало. Я оказался трезв как стёклышко.

– Да! – прошептал я с величайшим облегчением. – Чёрт подери, да! Объясните ради бога, что с вами такое?

Тимофей Меросин улыбнулся холодной снисходительной улыбкой и сказал:

– Дело в том, что у меня нет способности ощущать горе и радость. Я избавился от неё по собственной воле...

Дважды слышал я от собеседников одно и то же о Наполеоне Бонапарте, лет 10 назад и 2 месяца назад. Одну и ту же глупость. Та же проблема, что с Эрнесто (Че) Геварой.

Начинаю подозревать, что так думают многие, это одна из черт глупых и невежественных людей (жаль, что забыл сказать об этом в статье «Как вычислять дураков»).

Встретился с дураком этак 10 лет назад, речь зашла о Наполеоне. Говорю: Наполеон начитанным был, и в высшей степени к тому же. Он расхохотался и воскликнул: «Ты хочешь сказать, что Наполеон читал книги в перерывах между военными компаниями?!» – «Да», – ответил я. Пару месяцев назад говорил с другим дураком – так он дословно повторил ту же фразу, с той лишь разницей, что вместо «ты» сказал «вы». В остальном – дословно повторил.

(«А какого чёрта вы постоянно говорите с дураками?», спросят. Так они часто встречаются.)

Поскольку двое вышеназванных – разного возраста, гражданства, места проживания и национальности, то прихожу к выводу, что таковых много. (Главное – не количество опрошенных, а насколько они разные. Двое очень разных людей дадут вам больше информации, чем двести однородных.)

Дело не только в Бонапарте. Дело в одном из признаков дураков. А именно – глупый человек недооценивает умственный труд, переоценивая физические достоинства, и, в частности, совершенно не понимает, насколько важна – почти в любом деле – начитанность. И тут вспоминается, в связи с Наполеоном, ещё и Че Гевара, и ещё – главный герой романа Фредерика Форсайта «День Шакала»...

...Дверь обнадёживающе заскрежетала ключом, она поспешно оглянулась на звук, но это была всего лишь Ирка, шумно ввалившаяся в прихожую.

– Что тихо так? – гаркнула она, проходя в кухню, скидывая плащ на диван и рухнув рядом. Прошка-то где?

– Ушёл. Сказал, что ненавидит.

– Ага, вот и рожай деток. И вот кто из нас прав, скажи на милость?

– Как будто я рожала, чтобы с тобой поспорить.

– Не, ну погляди. Ты его растишь, заботишься. А он тебя в результате на хер посылает, вслед за папашей. Вот оно ваше семейное счастье. Одна блевотина.

– Он просто ещё не понимает, каково это, когда все близкие окончательно уходят на хер. Здесь нас держат другие люди. Сохраняем равновесие, пока мы на поводке друг у друга. Прошка ещё просто не разобрался, он почувствовал стеснение от поводка, и рвётся с него на волю, не понимая, что в нём же и спасение. Ему надо оторваться, чтоб заново научиться привязываться...

...Стрижонок соскочил с носка и вскарабкался на ладошку. Я поднёс его к лицу и погладил указательным пальцем. Он нахохлился и закрыл глаза. Ему нравилось вот так лежать в тёплой лодочке ладошки, покалывать меня крохотными коготками и тихо сопеть. Мы прошлись по комнате: от кровати – к шкафу, от шкафа – к холодильнику, от холодильника – к столу, от стола – к кровати. Я встал на неё ногами, и она прогнулась под нашим со стрижонком весом. Провернув ручку, я распахнул пластиковое окно. Шум ворвался в комнату. Я уселся на подоконник, а ноги свесил вниз. Под моими босыми стопами, болтающимися между пятым и шестым этажами, плыла улица. Выгоревшие макушки парней прибивались к окошку сигаретного киоска, дивные девичьи платья облепили столики летней кафешки, в лучах заходящего солнца поблёскивало золото православного храма. Высоко над крышей в небе кружили стрижи. Пища, они ловили невидимых мошек в воздухе и мастерски маневрировали. В Интернете писали, что стрижи никогда не возвращаются на землю. Их пальцы не приспособлены для того, чтобы ходить или лазать. Они могут только висеть, цепляясь за выступы крыш, фасадов и скал. Интересно, живут ли они не в городах? Я ещё раз погладил стрижонка пальцем по голове. «Ты полетишь, слышишь, Стелс, ты полетишь, я обещаю», – сказал я. Повернув голову, Стелс посмотрел одним глазом в небо. Высоко в небе кружили стрижи...

...Человеку прошлых эпох сложно даже представить такие чудеса. С помощью специальных приборов можно было создать копию события и показать всему миру. Представьте: то, что сейчас с вами происходит, вы могли бы продемонстрировать любому желающему.

Алхимические коробки становились всё меньше, а окна, подключаемые к ним, вскоре приобрели вид шлемов и костюмов, где электрические потоки рисовали картины и давали ощущения отличные от действительности лишь красочностью и эффектностью.

Чувствую ваш недоверчивый взгляд. Поверьте, вся эта магия основывалась исключительно на материальных законах и никого не удивляла. Таким образом у Всемирной Паутины появились глаза, тысячи глаз. Мыслеформы стали существовать не только в головах людей. Да, информация по-прежнему обладала смыслом только тогда, когда её воспринимал человек, но ровно до тех пор, пока во Всемирной Паутине не возник собственный разум.

Знаю, звучит невероятно, тем более что окончательного ответа на вопрос, что есть сознание, так и не было найдено; любое определение оказывалось неполноценным и противоречивым. Можно потратить многие Луны, копаясь в тонкостях и философских изысках, но я предпочту пройти мимо этих многочисленных полок, чтобы сохранить нить моего рассказа, потому как подхожу к занимательной его части – потере господства человека над планетой.

Получив анестезию информационного шума, общество разделилось на два сословия – Мугов и Джениусов.

Муги составляли большую часть населения планеты, их насчитывалось несколько миллиардов. Они составляли большую часть населения в странах с невысоким уровнем технологий, либо занимали низшие, обслуживающие должности в производственных корпорациях – новых Хозяевах, не подчиняющихся даже Государствам.

Жизнь Мугов контролировалась Всемирной Паутиной: покупки, интересы, потребности, желания, мечты – всё это запоминалось сетью. Для наилучшего контроля жизнь Муга была превращена в игру, основной целью которой было потребление материальных благ, распределяемых корпорациями. Если отстраниться от негативного подтекста, задумана и реализована игра блестяще: человеку с детства внушали, что является ценностью и заставляли этого желать, а затем предоставляли работу, которая занимает практически всё свободное время. В течение жизни не впавший в депрессию, не покончивший жизнь самоубийством и не опустившийся на социальное дно Муг поэтапно добивался нарисованных перед ним достижений и получал свою долю человеческого счастья. Успешный Муг заканчивал школу и колледж, приобретал собственное жилище, заводил семью и детей, у него была своя любимая команда гладиаторов, призванная развлекать огромные массы народа (их несмертельные бои назывались спортом). На производстве он в течение жизни несколько раз немного повышал уровень дохода, а если доживал до старости, получал так называемую пенсию – корпоративный ресурс, позволяющий не умереть от голода. Успешный Муг был подключён в сети к другим более-менее равным ему собратьям, где они обменивались валютой тщеславия. Если верить справочникам по раннему Пипл-Мору, её называли лайками. Знания Муг должен признавать только такие, какие позволяют повысить социальный статус, последний напрямую зависел от денег. Обычно Муг превозносил прогресс, показывал сдержанное уважение к религии, так как силой спящих исполинов прошлого сетевые пауки не пренебрегали, и презирал философию как архаичный пережиток из тёмного прошлого. Он не читал книг, заменяя их историями, создаваемых корпорациями, в виде движущихся картин. Циклы этих историй назывались сериалами и дарили зрителю ощущение, что он проживает несколько жизней. Стремление некоторых Мугов к постижению сложных символов или тайн мироздания удовлетворялось ролевыми играми, для которых существовал обширный инструментарий...

...Открытие единого Бога, создателя и повелителя Вселенной, оказалось настолько эффективным, что стало использоваться властями для управления целыми империями. Объединяющая всё сущее мыслеформа породила богатую материальную культуру: искусство, поэзию, архитектуру, и, конечно же, Священные Писания, утвержденные властью постулаты о высшем смысле.

Это были первые могучие нарративы – истории, объясняющие устройство зыбкого мира с позиции всемогущего создателя. Редактировать нарративы в те давние времена было опасно, тогда этим занимались не фермеры, а люди с особой способностью к пониманию сокрытого словами смысла. Если такой человек озвучивал свой опыт редактуры, он назывался пророком...

...Во имя Господа – начала и причины всего существующего как на Земле, равно как и других планетах и звёздах, творца множества Небес и сокрытых планов бытия, недоступных до поры разумению человеческому – свидетельствую о своём имени, ибо это единственное, в чём я могу быть уверенным. Я – Эммануил Сведенборг, рождённый 29 января 1688 года эпохи Ре-Элласа в Стокгольме и почивший 29 марта 1772 года в Лондоне. В отличие от множества трудов, научных и богословских, написанных мною за период земной жизни – если, конечно, принять за факт, что я могу доверять собственной памяти и воспринимать события, как они мне видятся, – данная запись не может быть представлена иному человеческому глазу и впредь будет принадлежать лишь мне и той воле, что привела меня к текущему состоянию. Не вызывает сомнений, что я нахожусь в мире духов или на крайних территориях Небес, но тут имеет место сравнение не географическое, но смысловое. Воля Всевышнего, направившая меня в Упсальский Университет Стокгольма, даровавшая возможность внимать мудрости учёных мужей и постигать средствами науки закономерности мироустройства, а позже избравшая своего скромного слугу для постижения тайн небесных, тут, за пределами земного пути, предоставила особую, непрозреваемую с ракурса земной юдоли обитель, коей является ферма, представляющая собой весьма занимательное сообщество сущностей. Отмечу, попытка изложить столь парадоксальное положение дел может привести к путанице, и несмотря на то, что журнал сей не означен как труд, принадлежащий науке либо литературе, склоняюсь к дисциплине и порядку, ибо способность излагать самые невероятные события является достоинством учёного мужа даже за могильной плитой...

Он подходил к спящему дому далеко за полночь, и освещённых окон было немного. Артём поёжился и посмотрел машинально на окно своей кухни, оно светилось. Странно, неужели забыл выключить свет? Очень хотелось есть и спать после авральной вечерней работы. Глаза резало сухостью от недосыпа, а во рту в предвкушении пищи стояла слюна. А ещё этот лифт, будь он неладен, застрял на верхнем этаже, и море ему по колено. Ну вот, наконец-то тронулся. Дверь открылась, и из него вышла пожилая женщина с нависшим капюшоном. Глядя прямо перед собой, она, не обращая внимания на стоящего перед ней Артёма и задев его за плечо, прошла на спуск к лестнице.

Тёма зашёл в лифт и хотел было нажать на тринадцатый этаж, но услышал шум хлопнувшей подъездной двери и крик: «Подождите, молодой человек!». Он подождал...

– Уважаемые коллеги, подведём итоги третьей четверти. Начнём с пятого «А» класса. Вера Ильинична, начинайте.

– Две девочки-отличницы, пять двоечников. А с Копейкиным даже не знаю, что и делать, он с сентября фактически не учится.

– Я знаю, что делать! Ему надо поменять фамилию!

– Иван Сергеевич, хватит шутить!

– Мария Петровна, а я не шучу. Вам надо, как завучу, обратиться к родителям об изменении фамилии. С фамилией Копейкин невозможно стать отличником. Пусть будет хотя бы Десятирублёвым или Червонцевым. А если назвать Копейкина Сторублёвым, то нисколько не удивлюсь, если в будущем он станет министром просвещения. Ведь известно, как назовёшь корабль, так он и поплывёт. У нас на заводе много лет работал главным инженером Пятирублёв. Директора менялись, а Пятирублёва никто не назначал на эту должность. А был бы Десятирублёвым, наверняка стал бы директором.

– Ладно уже вам про заводы-пароходы. Ну а как он, Иван Сергеевич, по вашему предмету, по труду, умудрился двойку схватить?

– Я сам удивлён, но оценку рекомендует компьютер, я тут ни при чём...

...Вы пишете, что устали от лицемерия, что примеры изящества, достигшие наших берегов из глубокой древности, более не трогают Вашего сердца. Называете всё это мёртвой красотой. Высказываете уверенность, что этой красоте едва ли отыщется место в будущем, поскольку язык искусства – это мёртвый язык, а любая попытка говорить на нём уподобляет человека мертвецу. Ужасаетесь, что из зеркала на Вас смотрит такой же мертвец, чудом избежавший разложения, но не отыскавший в этом чуде оснований для собственной жизни.

Что ж, Варенька, не угадаю ли, если предположу, что ранее Вы брались за перо после чтения литературы, а последний раз – после просмотра новостных лент? Спешу предупредить: в мыслях моих нет намерения обидеть Вас или в чём-то упрекнуть. Привязанность к гаджетам нынче приобрела естественный характер, и негодовать по этому поводу так же глупо, как дуть в паруса шхуны, застрявшей посереди самого мёртвого штиля.

И всё же, барахтаясь в океане возможностей и информации, важно не забывать, что любое течение подчиняется своим законам и руслам, зависит от своих ветров, широт и рельефов. Именно поэтому, отправляясь в опасное плавание познания жизни, первым делом следует убедиться в надёжности своих ориентиров и компасов. Потому и спешу задать свой вопрос: отчего же конечным ориентиром Ваших мыслей вы принимаете будущее?

 Ведь именно в будущем (а не в прошлом, как полагают многие) растворяются очертания берегов, континентов и лиц. Растворяются мечты, растворяется совесть, растворяется даже сама надежда. Будущее скрыто от нас непроницаемым мраком, в угоду которому гениальность Шекспира сегодня легко заменяется фанатичностью шахида-террориста, а «Преступление и наказание» теряет статус классики и всё чаще встречается с хештегом «вечерние новости».

И тот, кто наивно заявляет, что смотрит в будущее с оптимизмом, на самом деле, плотно закрыв свои глаза, несётся навстречу самому жестокому и искушённому охотнику – самой смерти, чаще известной под своим вторым и самым главным именем «светлое завтра». Да, Варенька, из будущего все мы выглядим мертвецами. И с этим следует смириться...

Мне не удаётся наткнуться на современное художественное произведение, в котором бы чувствовалась тайна.

И я вспомнил, что когда-то премного удивил себя, обнаружив, что объединение «Бубновый валет» (а писали они нарочито грубо) составили люди с явно подсознательным (раз они изогрубияны) идеалом нирваны (бесчувствия).

Вот возьму и загоню себя в угол: возьму абы какое произведение Машкова и попробую его истолковать самым неожиданным образом для общепринятого мнения (авангардисты, мол, то есть активисты) – как пробуддизм. Точнее, найду резоны к нему подвести...

...И за мгновение до того, как я почувствовала, что у меня от обиды щиплет в носу, на стене шевельнулся календарь.

Это был самый обыкновенный календарь за уходящий год, с корзиной, полной васильков, ромашек и прочих полевых цветов. Я им толком не пользовалась – календарь был у меня в мобильнике, и на компьютере был свой календарь, но картинка мне нравилась. Я посмотрела на него пристальнее, однако он замер. Но не успела я счесть, что это, наверное, из-за кондиционера (хотя он дул с самого утра, и на календаре это никак не сказывалось), календарь пошевелился снова. Он стал раскачиваться влево-вправо на старомодной булавке, которой был приколот к стене – неторопливо, словно на качелях.

Постепенно движения календаря стали резче, словно он терял терпение...

...Распространено мнение, что шансон – это что-то блатное, тюремное, с криминальной романтикой. Хотя преимущественно таким жанр был лет 10-15 тому назад. На ваш взгляд, каков сегодняшний русский шансон?

Если уж быть точным, то шансон – это жанровая французская песня. Каким образом его привязали к блатной, тюремной, криминальной романтике, для меня не понятно. Но раз уж у нас его называют русским шансоном, надо понимать, что это замес разных музыкальных стилей: и бардовская песня, и городской романс, и дворовая, и блатная, и фольклорная песня – всё это сейчас попадает под формат русского шансона. В моём же понимании – это песни, спетые сердцем и душой, песни с историями, песни, которые можно спеть под гитару или баян за столом с друзьями.

О чём бы вы никогда не согласились спеть?

У меня много совместных творческих работ, где мой текст или моя музыка. На все свои песни смотрю глазами мамы, поэтому, конечно, никогда не смогу спеть песни с призывами к насилию, войне, к расовой дискриминации… В общем, не смогу спеть негатив. Только про любовь, ведь она очень необходима всем.

Как вы отнеслись к тому, что в марте текущего года некоторые деятели культуры поспешно покинули Россию?

Слава богу, мы живём в стране, где каждый вправе сделать свой выбор. В том числе и выбрать страну, где ему комфортно жить и работать. Что касается моей гражданской позиции – я патриот своей страны. Я родилась в СССР и знаю, что Родина и Мать – это навсегда, и размениваться на меньшее нет смысла...

Беседу ведёт Артём Аргунов.

Провести сравнительный анализ капитализма, социализма и советского строя очень просто, без специальных познаний. Приведём аргументы, понимание коих требует только мыслительных способностей.

Может ли человек, никогда не читавший представителей ни левых теорий, ни правых, не желающий надолго углубляться в размышления на данную тему – может ли он быстро и верно определить, на чьей стороне правда? Может, очень легко. Покажем, как.

Заодно покажем, как наиболее легко и быстро можно отвечать оппоненту в такого рода дискуссиях...